— Это пиратство чистой воды, — сказал священник.
Крейг пожал плечами.
Они зашли в гостиницу.
— Ирвинг, — сказал священник хозяину, — вели подать ко мне в комнату две бутылки вина и один бокал.
Они поднялись на второй этаж. Крейг был у священника один раз. Тогда он был пьян, и они поссорились. В комнате кроме дубовой кровати, стола, двух стульев и библии в зеленой обложке по-прежнему ничего не было.
Принесли вино и бокал.
Они сели к столу. Священник наполнил бокал вином и поставил перед Крейгом.
— Ты хочешь есть? — спросил он.
— Нет.
Крейг выпил вино залпом.
Священник долго молчал. Когда он заговорил, Крейг понял, что между ними этот разговор будет последним.
— Послушай, Фрэнсис, — сказал священник. — Я не хочу, чтобы ты приезжал ко мне. Не хочу выслушивать твою пьяную ругань. Не хочу тебя видеть.
— Вы говорите, как женщина, отец.
— Ты знал, что я не захочу тебя видеть после нашей последней встречи, — тихо сказал священник. — Именно тогда я понял, что ты способен убить меня, если я попаду тебе под пьяную руку и начну прекословить. Понял, почему тебя боялась Анна и почему тебя так боялись в кабаках, по которым ты шлялся, после смерти жены и ребёнка и никто не смел сказать тебе, что ты мерзавец.
— Чепуха. Анна любила меня.
— Всегда найдётся человек, который будет любить мерзавца, — возразил священник. — Ты даже не ходишь к ней на могилу. Она заросла травой. Ты, конечно, скажешь, что всё зарастёт травой.
— Едва ли.
— Когда ты выпьешь это вино, а потом ещё пару бутылок, ты это скажешь. Но не в этом дело.
Крейг больше не слушал. Он медленно пил вино, глядя на голую стену. Священник говорил тихо. Тридцать пять лет назад этот тихий голос пел Крейгу французские колыбельные песни, потому что английских священник не знал.
— Нам не о чем больше говорить, — сказал священник, — уходи.
Крейг усмехнулся и поднял бокал.
— Ваше здоровье, отец, — сказал он и вышел из комнаты.
Священник смотрел на свои руки, как усталая цыганка на чужую ладонь.
В 1636 году отплыть в Африку Крейгу не удалось. Король сказал адмиралу Джонсу, что нужда в деньгах слишком велика и что настало время выкачивать деньги методами жестокими и испытанными. Время авантюр прошло. К тому же неожиданно удалось наладить отношения с Испанией и Португалией. Испанский посол даже привёз из Мадрида «Автопортрет» Альбрехта Дюрера и торжественно вручил его на приёме, как дар города английскому королю.
Устраивать охоту на негров в африканских колониях Португалии именно сейчас король счел несвоевременным.
Адмирал Джонс не стал спорить с королем. Он ответил ему новой похмельной идеей, которая чуть было не ускорила буржуазную революцию в Англии. Джонс предложил вновь ввести корабельный налог. Прежде деньги корабельного налога предназначались для борьбы с пиратством, но пираты перевелись и налог отменили. Теперь пиратов боялись не больше, чем лавин с гор, которых нет. Вновь введенный корабельный налог вызвал бурю протестов по стране. Английские сквайры отказались платить и орали больше всех. Вмешался широко известный ублюдок Страффорд. Он приказал повесить пару сотен человек, после чего деньги потекли в казну короля.
Адмирал Джонс свято верил в свои бредовые идеи. Он до одурения надоел королю и, наконец, получил деньги. На кораблях Фрэнсиса Крейга заменили паруса и кое-где подштопали ронгоут.
Крейгу было приказано сняться с якоря в ближайшие дни.
Но архиепископ английской церкви Уильям Лод, один из самых достойных святош семнадцатого века, сделавший для религии немногим меньше монаха Бертольда Шварца, но, в отличие от него, спавший с женщинами, объявил, что в Шотландии должно быть немедленно введено английское богослужение.
Это положило начало междоусобной войне.
Генералу Грину, который каждому встречному говорил, что ему всё осточертело, дали несколько полков и приказали подавить бунт шотландцев.
Перед боем генерал, вдохновляя своё воинство на подвиги, сказал: «Сегодня мне снилось поражение, значит, мы победим».
Первая же баталия англичанами была проиграна.