Убитый генерал Грин отбил охоту у остальных генералов видеть поражение даже во сне.
Король был всерьёз обеспокоен.
Плавание отложили.
Матросы поговаривали, как бы адмиралу Джонсу не пришла в голову бредовая мысль сделать из них регулярный сухопутный полк и со страхом ждали его очередной попойки.
Сняться удалось только через месяц.
В пять часов утра горнист разбудил весь город.
Матросов подняли часом раньше. Они распустили паруса, пригнали шлюпки к берегу, громко смеялись, прощаясь с родными, и радовались, что вовремя удаётся смыться из Англии.
Кроны дыма над короткими стволами городских труб были сиреневыми на фоне рассвета.
Люди толпились на пристани, оживлённо переговаривались, как перед публичной казнью.
В полшестого появился адмирал Джонс. Он был в блестящем адмиральском мундире и двигался резво, как блоха. Джонс обладал редким для пьяницы даром просыпаться в отличном настроении и производить впечатление счастливого человека.
Его сопровождали капитаны кораблей, отплывающих в Африку.
Матросы построились на пристани.
Команда Крейга стояла по левую сторону от адмирала. Правее выстроились матросы капитана Батлера, капитана Уол-ферта и капитана Прайса.
Адмирал Джонс, как видно, решил произнести большую речь.
Он стоял перед матросами, заложив руки за спину, и чувствовал себя очень сильным. За ним, с налитыми кровью глазами, стоял Фрэнсис Крейг и Джон Батлер — крупный, насмешливый мужчина сорока двух лет, у которого лицо было такое, точно он всю жизнь прожил среди зверья. В трёх шагах от них тихо переговаривались Уолферт и Прайс.
Джонс громко откашлялся и начал.
Пока он орал, как раненая лошадь, о доблести, храбрости и прочей чепухе, свойственной английским морякам и англичанам в целом, Крейг и Батлер криво улыбались, а Стивен Уолферт напряжённо молчал, потому что в такие торжественные моменты не прочь был умереть за Старую Добрую Англию. Только капитан Прайс невозмутимо слушал болтовню адмирала и вежливо кивал.
Уильям Прайс, выходец из вонючего болота справедливой государственной политики, был шпионом первого министра и до 1634 года не имел отношения к морскому делу. Как раз тогда до министра дошли слухи, что некоторые капитаны английского флота поддерживают отношения с Испанией, незаконно переправляя золото и серебро Нового Света испанскому королю, за что получают контрабандный товар и успешно сбывают его в Англии, оставаясь при этом честными английскими подданными. Министра эти сведения серьёзно заинтересовали. Уильяма Прайса заставили учиться лоции и навигации, после чего он плавал на кораблях, курс которых лежал не далеко от берегов Испании и Португалии. Заставили присматриваться и прислушиваться. По доносам Прайса было повешено двенадцать человек, десять из которых были не виновны, а двое виновны, но не в том, в чём их обвиняли.
— Ура, адмиралу Джонсу! — заорали матросы.
— Ура! — заорали провожающие.
Одна из тех портовых девиц, которых французы, начиная с 1629 года, отправляли на Тортугу составить семейное счастье пиратам, преподнесла адмиралу букетик цветов и улыбнулась так, словно накануне барахталась с ним в постели.
Джонс повернулся к толпе, приподнял широкополую шляпу, украшенную перьями, и поклонился. В первых рядах стояла старушка. Речь адмирала растрогала её до слёз. Джонс увидел это и
торжественно подарил ей золотой. Старушка взахлёб благодарила.
— Да, — умилился Стивен Уолферт — Это очень благородно.
— Да, — буркнул Батлер. — почему бы нашему адмиралу не подарить бабушке золотой, если в следующем месяце он выжмет своим королевским налогом у неё в три раза больше.
Ещё один золотой Джонс подарил безногому, вечно пьяному моряку, которого на короткой доске приносили на пристань, где он благословлял корабли, после чего они не возвращались, и жил, несмотря на то, что его два раза переезжала карета. Железным принципом безногого моряка было никого не благодарить.
Крейг приказал грузиться.
Строй матросов распался.
Шлюпки медленно, тяжело отходили от берега.
Женщины, как положено, плакали и махали платками.
Фрэнсис Крейг спустился, и матросы разом налегли на вёсла. Потом вёсла подняли вертикально, салютуя провожающим.
Люди на пристани закричали и усиленно замахали руками.
Несколько секунд они видели Фрэнсиса Крейга, который стоял в полный рост в чёрной рамке вёсел и молча смотрел на берег.