— Перед тем, как писать стихи, поэтам хорошо бы потаскать говно. Их стало бы намного меньше, — сказал Батлер.
— Поэтам не нужно таскать говно, — холодно сказал Прайс.
— А кому же его таскать? Прозаикам?
Стивен Уолферт — ранимая душа — сидел, как на иголках. Крейг молча пил вино.
— И о чем стихи? — спросил Батлер, поигрывая вилкой.
— О любви.
— Ну, конечно, чтоб мне утонуть, — сладко улыбнулся Батлер. — О чем ещё можно писать стихи, если не таскал говно и не высовывал носа на улицу.
— Зачем вы это говорите?
— Вам неприятно? Неприятно говорить о знакомом поэте?
— Признаться, да.
— Черт с ним, с поэтом, — спокойно сказал Батлер. — Скажите, Прайс, это правда, что с тех пор, как началась война с Испанией, наш министр обожает испанские вина и ненавидит английские? И считает, что лошадиным мордам англичанок далеко до ангельских лиц испанок?
— Не знаю. Пойдемте, Уолферт, нам пора. С вашего позволения, капитан Крейг.
— Кое-кого повесят по возвращению, — сказал Батлер. — Не знаете кого, Прайс?
— Всего хорошего, капитан Батлер.
— Если вы не измените себе, — отозвался Батлер, — повесят Уол ферта.
— Всего хорошего.
— Будьте здоровы, Прайс.
Уолферт и Прайс вышли из каюты.
Батлер остался, а Крейг послал за вином и за Эдгаром Ллойдом. Ллойд пытался отвертеться, но ничего не вышло. Потом он торчал на палубе, свесившись за борт, и рулевой слышал, как он хрипло шептал: «Всё. Хватит. Хватит».
Крейг долго не мог заснуть и быстро трезвел.
На соседней койке храпел Батлер.
У Крейга пересохло в горле и разболелась голова.
Наконец, он заснул.
Он увидел Иисуса Христа.
Иисус Христос склонил лицо над миром: с раскосыми глазами и широкими скулами — для монголов; худое и смуглое — для итальянцев; воинственно-печальное — для индейцев; своё — для англичан.
Лицо доктора над вырванным сердцем.
Крейг знал, что увидят эти глаза.
Потом лицо стало одинаково чужим для всех.
Огромные руки приближались.
На левой ладони Крейг увидел короткую линию жизни для всего, что создано этими руками.
Потом руки рвали мир на куски, как некогда рвал в тюрьме свои рукописи Сервантес.
Крейг проснулся, точно его выбросили из-под земли.
— Что случилось? — раздался из темноты голос Батлера.
— Ничего.
— Снятся кошмары?
Крейг рассказал сон.
Батлер зевнул и сказал, что мир — черновой вариант создателя.
А сон был воспоминанием о случившемся два года назад.
Его вытащил с того света Джон Вайс и держал потерявшего сознание на плаву всё время, пока к ним добиралась спасательная шлюпка.
В судовом журнале военного корабля шкипер записал, что двенадцатого августа у берегов Португалии взяты на борт два человека — офицер королевского военного флота Англии, капитан фрегата «Лизард» Фрэнсис Крейг и боцман Джон Вейс. По их словам, одиннадцатого августа фрегат был потоплен испанской эскадрой, а команда перебита. Каким образом английский фрегат оказался у берегов Португалии, которая воевала в союзе с Испанией против Англии, капитан военного корабля интересоваться не стал, потому что этот вопрос с тем же основанием могли задать ему.
Спасенным немедленно предоставили каюту, сухую одежду и вина нескольких сортов. Мокрую одежду постирали матросы и повесили на брасах.
Джон Вейс, сказал, что проголодался. Крейг есть не хотел. Он откупорил бутылку и наполнил фужер. После первого глотка у него не осталось сомнения, что на судне контрабанда, но он промолчал.
Они обедали в капитанской каюте. Крейг ни о чем не расспрашивал капитана, тем самым дав понять, что знает, какого рода груз переправляется на этом военном судне.
Вейсу было чуждо чувство благодарности. Сначала он вел себя довольно вежливо. Объяснил, что «Лизард» выполнял функцию капёра и рассказал, как они столкнулись с испанской эскадрой и как были разбиты. Затем, выпив достаточно для того, чтобы принять луну за птицу, он сказал, что вино португальское-контрабандное, что Португалия в союзе с Испанией, а между Испанией и Англией война и что капитан корабля, который их подобрал, изменник.
— Однако вы пьете это вино, — натянуто улыбнулся капитан.
— Ну и что? — пожал плечами Вейс. — Это ни о чем не говорит. Английский король носит испанский орден и каждый день залазит в постель к королеве, которая наполовину испанка, несмотря ни на какие войны. Но он не изменник. Министр короля предпочитает всем винам португальский портвейн и открыто говорит, что мордашкам англичанок далеко до личиков испанок. И он тоже не изменник. Я проторчал сутки в открытом море и за неимением английского вина пью португальское, просто для того, чтобы согреться. И что, я изменил Англии?