Сержант Исаков отодвинул меня, принял кусок воронёного металла с вставками из настоящего дерева, погладил ласково.
Автомат не запищал, и вообще никак на смену хозяина не отреагировал.
— Всем слушать меня! — взревел командир. — Завтра на нас пойдут врукопашную! Просвета в этом бреду нет и не будет. Ракеты не полетят, машины — не поедут. Система электронного подавления сожрала всё… Мы тут с голоду…
Командир выхватил глазами толстую редисину в руках сержанта Исакова, лучшего ракетчика по итогам последних стрельб, запнулся…
Кому теперь нужны эти ракеты? Оружие с незагруженным ПО стрелка даже не опознаёт.
— Консервы можно на собачках возить, — ввернул Елыкомов. — В соседней части, однако, верблюда из зоопарка увели, так он прицеп тянуть не хочет, плюётся!
Командир выматерился, отобрал у каюра остатки редиски и сунул нам потрёпанную желтую брошюрку: «Наставление по стрелковому делу. Винтовка обр.1891/30. Воениздат НКО СССР 1943 г.».
— Другого не нашли. Разберётесь. Введение пропускаете, читаете первую и пятую часть. В музее сказали, что там и про патроны, и про подготовку оружия к бою.
И он ушёл доедать нашу редиску, а мы уселись разбирать «калаш».
Всю ночь мне снились кошмары: вот сержант Исков набивает в магазин непослушные остроносые патроны…
Вот наводчик Петров откручивает кевларовую пластину от мёртвого экзоскелета и пытается зафиксировать на груди разгрузкой…
А вот мы снова роем окопы старенькими сапёрными лопатками, как в чёрно-белом кино. Роем и роем, и роем…
На рассвете двинулись цепью. Небо было чистое: никакой рекламы и искусственных птиц.
Навстречу нам двигалась цепь противника — стильная натовская форма, яркие губы, высокие берцы, шаг от бедра.
Я покосился на сержанта Исакова, отягощённого нашим единственным автоматом, и тихо спросил:
— Бабы, что ли?
А в голове билось: «Вот тебе и железный занавес! Это что же у них с армией за последние 100 лет сделали?»
Исаков от удивления вскинул АКМ и дал очередь вверх.
По цепи заорали: «Не стрелять».
Три натовские «девицы» от страха упали на землю, остальные с визгом бросились прочь.
Исаков ошарашенно опустил автомат и достал из кармана последнюю редиску…
Крейсер «Аврора»
— Баю-ба-аюшки баю-ю! — надрывалась бабушка.
Четырехмесячный внучок строго глядел на неё, хмуря светлые бровки. В серых, ещё подёрнутых младенческой дымкой глазах, — сна и не ночевало.
— Да брось ты эти баюшки! — внучка оторвалась от мытья посуды и встала в дверях единственной комнаты, комкая полотенце. Левую руку она кое-как обтёрла, а на правой борода мыльной пены тянулась до самого локтя. — Спой ему про крейсер «Аврору»!
Бабушка осуждающе затрясла головой. Ей показалось, что взор внучка затуманился, наконец… Однако это была военная хитрость: дитя прищурилось на мир и завертело головкой с удвоенным интересом.
— Да спой ты ему про крейсер! — рассердилась внучка.
Бабушка тоже рассердилась. Она считала, что уж в воспитании младенцев — точно разбирается лучше.
— Что бы он понимал в этом возрасте?!
— А, может, он в прошлой жизни матросом был? — внучка со вздохом смазала мыльную бороду на полотенце и прижала завёрнутого в пелёнку сына к забрызганной футболке.
Сытый младенец снисходительно заулыбался матери.
— Может, мы и вправду рождаемся много раз? Смотри, какие умные у малышей глазки? Сразу после рождения — они ещё помнят прошлое. А потом потихонечку забывают.
Бабушка только покачала головой. Вечно внучка придумывает ерунду.
— Ну, ты сама посмотри, он же все сказки знает!
— Угм, — согласился младенец.
— Рассказать Масе сказку про лисичку и петушка?
— У-у! — разочарованно взвыл кулёк.
— А про колобка рассказать?
Дитя задумалось. Выражение лица стало смешным и сосредоточенным, и внучка начала:
— Жили себе дед да баба. Вот дед и говорит…
Младенец так оживился, что бабушка поняла: всё, никакого сна сегодня уже не будет.
— …испекла бы ты баба — колобок. Где у нас баба?
Дитя поискало глазами бабушку, и та расплылась в улыбке. За этот ищущий взгляд она готова была простить судьбе все обиды и неудачи. Поверить во что угодно: ну пусть хоть моряк… Ведь никто же не знает наверняка?
— Ладно, вы тут укладывайтесь, а я домывать пойду, — внучка отдала сына в теплые надёжные руки и выскользнула за дверь.
А через минуту раздалось приглушенное шумом воды: