— Дремлет притихший северный город…
Кто ж его знает, почему у младенцев в ходу такой странный репертуар?
Институт Плача
— Я умру за этого человека!
Печальный лохматый юнец поднялся с третьего ряда, и улыбка тронула его губы, преобразив вдруг их обладателя совершенно. Мешковатые джинсы, нестриженная шевелюра… Всё отступило на периферию восприятия. Только улыбка, только сияющие глаза.
Зал был заполнен почти на треть. Почему встал именно этот человек?
Государственный инспектор досадливо поморщился. Несопоставимость личностей преступника и общественного искупителя часто возмущала, а порой и пугала его. К тому же он заметил в зале беременную женщину — явное нарушение правил.
— Почему вы? — спросил он резко, борясь с чувством раздражения нелогичным поступком другого человека.
Но о чём ещё можно было думать, глядя на исчерченное морщинами лицо насильника и озарённое внутренним светом лицо мальчишки? Что у них могло быть общего? Почему за проступки закоренелого маньяка решил умереть тот, кто ещё не успел изведать свою меру предательства и лжи, не говоря уже про убийство себе подобных?
Но молодой человек молчал, и государственный инспектор не имел права настаивать на ответе.
— Вам положены по закону сутки для принятия окончательного решения! — провозгласил он.
Инспектору оставалось только надеяться. Надеяться, что этот чудак откажется от своих слов, передумает. И на следующей неделе ему снова предстояло надеяться. А потом — ещё раз, и ещё…
И он будет надеяться, пока не сожрёт его эта проклятая работа. Ведь всё-таки легче умереть один раз во имя светлой мечты человечества об обществе без зла и насилия, чем умирать с каждой добровольной жертвой.
Инспектор смотрел, как пустеет зал Института общественного искупления: светлый и просторный, куполом поднимающийся над рядами уютных кресел, заменивший душные залы судов. Он отложил приговор, перечисляющий доказательства преступных деяний очередного хомо, так и не сумевшего стать человеком, и поднял глаза к застеклённому потолку, где, согреваемые солнечными лучами, резвились пылинки.
Жертвенный выбор для преступника — недостижимая вершина. Но для инспектора, осознавшего более страшный и трудный путь сострадания каждому, выбор жертвы — труслив и малодушен. Задача инспектора надеяться и ждать, что когда-нибудь к нему приведут последнего преступника. И преступник раскается. И не нужно будет больше искупительной жертвы.
Играй, наставник!
— Блин горелый! — громко сказал Гендальф.
Нет, прозвучало, конечно, совсем другое выражение. Тут некоторые трудности перевода…
Вот мой приятель, когда хочет выругаться при дамах, употребляет эльфийское слово «мелон». Кстати, «мелон» по-эльфийски «друг», а вы что подумали?
Гендольф, однако, сокрыл от автора значение эксклюзивной эльфийской бранной лексики. Быстро так буркнул, неразборчиво. А, может, он и по-валарски выругался? Эльфы, может, и не матерятся совсем?
Уж больно много языков было известно старому магу, а некоторые поговаривают, что и младшему богу. Вот только планида над ним стояла в зените весьма паскудная — науськивать недоумков и выпроваживать их на борьбу со злом. Пардон, вдохновлять странников и гнать в сторону Мордора, авось там где-нибудь и сковырнутся! (Вот вы говорите, зачем убивать старушку, если цена ей гривенник? Но ведь десять-то старушек — рубль!)
Итак, Гендальф выругался коротко и непечатно, скорее всего на среднеэльфийском наречии, называемом квенья, а, может, вообще как-нибудь по божественному, по-валарски, взял свою волшебную палку и поплёлся искать другого хоббита.
Ну не согласился Фродо снова топтать тропинку к вершине Ородруина. Иди ты, сказал он серому магу, куда шёл, а, может, и подальше. Нам картошку-маркошку копать надо. Да и репа уродилась — не соберёшь. Вот бери свою палку и вали, куда шёл.
А куда шёл Гендальф? Правильно, искать хоббита, что наденет себе на шею ярмо, пардон, кольцо, и попрётся опять под пулями… То есть под стрелами. Ну, в общем, какая наставнику разница? Его дело — в дорогу спровадить, а там — пусть другие разбираются. Тем более что и не кольцо у него было с собой на этот раз, а меч.
Поплёлся Гендельф по Хоббитону, в одну нору постучался, в другую…
Но хоббиты после Голливуда сильно умные стали. Насмотрелись американского кина и засели прямо-таки, как мыши. Сколько ж можно мир спасать? Сначала Бильбо дракона мочил, потом Фродо кольцо топил, а теперь вот гвоздануло Гендальфу, что пора меч эльфийский из Гондора в Мордор таранить. Вроде как узрят орки и тролли волшебный меч и окаменеют все разом. Ну а тот, кто понесёт, может, и не окаменеет. Вернее, Голивуд-то покажет, что нет, а что там на самом деле выйдет, одному слону известно, на котором мир держится. Ну или трём слонам, это смотря насколько земля потяжелела за последние сто лет непрерывных хождений по ней.