Выбрать главу

А с людьми, мне знакомыми, никакой близости, как будто каждое утро видимся впервые. Вся разница в том, что видимся мы, как впервые, а надоели, как узники одной камеры. Вот так бы и писал, и писал — бесконеч­но. Отчего я пишу? Я разговариваю. Это очень весело.

Вот такая история — сидит человек в панаме напро­тив футбольного поля, пустого и зеленого. Он сидит, ра­зыгрывая силой своего воображения матч. Ему ничего не стоит увидеть игроков, одетых в футболки разных цве­тов, и мяч, и комбинации — он разыгрывает сильнейшие комбинации, забивает голы, устраивает свалки на штраф­ной площадке и объявляет перерыв. И так два тайма по 45 минут. Он уходит, совсем разбитый, очень счастливый или огорченный поражением.

Сидел на крыше парень и плакал в водосточную трубу. Мутный поток слез наполнял бочку для дождя. Это было в ясный день, под синим небом, и дворники внизу часто меняли посуду — бочки, тазы, ведра, чайники и детские ванны, окрашенные в белое и голубое. Но слезы не прекращались. Человек принес самовар. Все смотрели, как он наполняется до краев. Люди сто­яли среди бочек и ведер, не спуская глаз с последнего самовара .Он был полон, скоро началось наводнение. Парень сидел на крыше и плакал. Слезы рекой текли но городу, превращая улицы в каналы ,площади — в озе­ра ,тихий город Сестрорецк — в Венецию. Прохожие плавали среди фонтанов и деревьев парка ,чувствуя морскую солоноватость слез. Женщины сидели на фонарях. Когда вечером зажглись фонари, на каждом было по женщине. Люди на лодках окружили дом, на котором плакал парень. Он сидел на крыше, освещенный лунным светом, и его черный силуэт пугал неподвиж­ностью и скорбью.

Отчего он плачет? — говорили одни.

Странно, говорили другие.— Необычно. Это как бедствие.

Все говорили , поднимаясь вместе с водой все выше и выше.

Перестаньте плакать! — крикнул кто-то.— Вы затопите город.

Пусть, сказал парень,— мне не жалко! Я хочу умереть.

А мы? — заволновались в лодках.— Женщины всю ночь сидят на фонарях .Дети на деревьях.

Я не смогу остановиться,— сказал парень. Фо­нари и деревья не спасут.

Убьем его? — предложил кто-то, доставая ружье.

Он не виноват, сказали другие.— У него боль­шое горе.

У него горе, а нам погибать?

Убивайте не убивайте, сказал парень.— Это не поможет. Мы утонем вместе на третий день .

Что нам делать? — вскричали люди.

Ковчег, сказал парень. Спасайтесь в ковчеге.

Ничего себе,— сказали люди.— В три дня па­роход.

А парень плакал. Вода плескалась у крыши. Он сидел на трубе, подтянув колени. В городе звонили колокола, и рев тонущих животных слушали звезды.

Гроза пробирного надзора, ваятель гор, вождь модер­нистов, печальный рыцарь подмостков, гений которого постигает только жена, гордость шекспировского театра, любимец негров из штата Небраска, человек, раздающий сны,— представьте, это он устроил всем одинаковый цвет­ной сон — молодого тигра, играющего в мяч. Восемь мил­лионов, закрыв глаза, увидели тигра, проснувшись, они сошли с ума. Он вернул им разум — он устроил разные сны и часть людей погрузил в черное небытие ночи, как в бочку. Македонские пастухи молились на него, а он тво­рил чудеса — он красил облака. Шел цветной дождь, реки окрашивались в ультрамарин, впадали такими в моря, и вскоре течение Гольфстрим из теплого преврати­лось в холодное. Он так захотел. В Голландии поникли тюльпаны, и гладиолусы Бельгии оледенели. Старый ко­роль Георг умер от горя в своей летней резиденции Шер­бур. Балтийское море замерзло в июле, и по нему ката­лись на коньках, чтобы согреться, все народы Скандина­вии. Беловолосые финские девушки, одетые в голубое, и спокойные шведы, норвежцы в красных вязаных колпа­ках, и крахмальные немецкие Гретхен, у которых свет­лые глаза. Английская королева плакала в Вестминстерс­ком соборе ;и на белой от инея траве напротив лежали обмороженные лондонцы. Льды Гренландии, не сдержи­ваемые более теплым течением, двинулись на Европу. Шел великий Глетчер. В Риме пили кислое вино и, прочитав газету о Глетчере, завертывали в нее свежих осьминогов. В Риме танцевали но вечерам, и школьники, засыпая, думали о летних каникулах.