Бегут, не замечая меня. Хотя мне и хочется выскочить наружу, обрадовать всех новостью из Москвы, боюсь расплескать себя, своё состояние.
Как в кинокадре, пробегает мимо окна Надя, на этот раз не в красных, а в небесно–голубых спортивных шароварах и куртке. Коля и Вахтанг в одинаковых новеньких джинсовых костюмах, похудевший за эту поездку Вадим. И, конечно же, рядом с ним Нина Алексеевна.
Вот уж кто не обрадовался бы новости из Москвы. Не быть ей политической беженкой, не остаться в Париже…
Их нагоняет Акын О'кеич с элегантной сумкой через плечо.
Все они, несомненно, должны стать персонажами будущей книги.
Расплачиваюсь, выхожу из кафе и сразу же, сворачивая за угол, сталкиваюсь лицом к лицу с троицей — отец Василий в белом костюме, в вышитой рубашке с отложным воротничком и об руку с Катей — Игорь. Они приостанавливаются с налёту. Замирают.
У меня нет никаких прав на Катю. Но почему так больно видеть эту чистую восемнадцатилетнюю девочку вместе с Игорем?
— Вы уже как бы были в Париже, — говорит он. — Не знаете, можно там арендовать машину на один день?
— Не в курсе, — отвечаю я, глядя на его волевой подбородок, галстук с золотыми звёздочками, на кожаную куртку, белые вельветовые брюки. — В Париже полно такси. Нет проблем.
Катя, одетая в прелестное розовое платье, пытается незаметно высвободить руку, но Игорь демонстративно прижимает её к себе.
— Нам пора! — напоминает отец Василий. — Счастливо оставаться.
— Счастливо! — сердечно отзываюсь я.
И ловлю себя на неискренности.
Навстречу по булыжнику пустынной мостовой движется брыластый, породистый старик с седыми усами, ведёт на поводке породистого бульдога. Похожи друг на друга.
Иду вдоль глухой стены монастыря, встречаю престарелого аристократа в тёплой бархатной куртке. Его тащит черно–белый мраморный дог.
Видимо, в городке наступил час собак. Богатые пенсионеры совершают утренний моцион. Непроницаемые, замкнутые.
Вспоминается открытая улыбка Кристо Хесуса. То, как он подарил мне, случайному попутчику в поезде, свою чудную рубашку…
Обходя лужи, приближаюсь к монастырю. Из ворот выходят Зинаида Николаевна и Светлана. Явная печать отверженности лежит на их сумрачных лицах.
— Что случилось, почему вы не уехали со всеми?
Зинаида Николаевна сердито отмахивается, хватает за руку дочь. Проходят мимо.
Оглядываюсь. Тащатся в Париж. Как приговорённые.
Листва вековых каштанов и вязов играет солнечными бликами. Монастырский парк совсем пуст. Даже наш автобус исчез, и это странно. Ведь все, водители тоже, уехали в Париж электричкой. Странно поведение Зинаиды Николаевны и Светланы. Может, потеряли деньги, или кто обидел?
Иду мимо закрытой церкви, мимо длинного дома. Не замечаю никаких признаков жизни. Дохожу до торца, вижу автомашину — белый «Пе- жо-205», пустой. Огибаю дом. Вот он, «икарус». Стоит на краю лужи, никуда не делся. А вон и один из монахов. Подрезает секатором отцветшие кусты роз.
Когда я подхожу, он кланяется мне, снимает брезентовые рукавицы.
— Вы не кушали! — уличает он меня на чистом русском языке. — Идемте в трапезную. Я тоже ещё не вкушал. Меня зовут отец Андре.
— А не скажете, где отец Бернар?
— У настоятеля доктора из Парижа. Он просил, чтобы вы непременно ждали его, хорошо?
— А что с отцом Бернаром? Гепатит?
— Нет–нет. Идет консилиум. А мы пока побудем в трапезной. Почему вы не завтракали?
Он оставляет у кустов секатор, рукавицы. Отряхивает седую бороду, сутану, и мы направляемся к старинному дому затейливой архитектуры.
— Видите ли, я познакомился тут с Ольгой Владимировной, княгиней. Провожал на станцию.
— О! Это наш давний друг! У неё в восемьдесят восьмом, вот уже пять лет назад погиб в подземном озере внук — спелеолог. Осталась одна, как перст.
— Вы француз? Как вам удалось так хорошо выучить русский?
Отец Андре степенно поглаживает бороду, хитро прищуривается.
— Я колхозник! Последние четыре года каждую зиму с ноября по март живу в России, в Тверской области, у своего друга — сельского учителя Кузьмы Тимофеевича Епифанцева. Хожу в валенках, колю дрова, приношу на коромысле воду в вёдрах из колодца. Понемножку начал заниматься с крестьянскими детьми, говорю им о Христе, читаем Библию.
Спускаюсь вслед за ним в пустую, уже прибранную трапезную. Садимся у края одного из длинных столов. Марта приносит две глубокие тарелки с корнфлексом, джем, булочки, чай.