— Вроде того, — кивнул я.
— Ну, тогда ты промахнулся, — заметил Тон. — С местом, в смысле.
И тут я решился.
— Это я уже и сам понял, — медленно сказал я, глядя на ребят. — Я вообще думал, что совсем чокнулся.
И я коротко, но подробно рассказал о том, что со мной случилось. Не обо всём — о магазине умолчал. Пока... Почему-то я был уверен, что смеяться надо мной не будут. И не ошибся.
Они не просто не смеялись. Они смотрели внимательно и серьёзно. Когда я понял, что они не собираются нарушать этой тишины, я сам спросил — может быть, излишне агрессивно:
— Я ни фига не понимаю, что тут происходит. А мне тут жить ещё больше двух месяцев, и мне ваш городок в целом понравился.
— А тебе и не надо ничего понимать, — нейтральным тоном сказала Лидка. — Всё очень просто, я тебе уже говорила: не суйся на аэродром, и можешь отдыхать в своё удовольствие. Так все делают. И местные, и приезжие.
— Я не все, — отрезал я. — И не вижу, что так делают в самом деле все местные. Или вы тоже не все?
— Мы ещё и не все местные, — сказала Лидка. — Проводить тебя до ворот?
— Что, пришёлся не ко двору? — я посмотрел на неё.
— Да нет, — пожала она плечами. — Просто дальше начинаются уже не разговоры, а дела, и довольно неприятные.
— Я не брезгливый. И никуда не тороплюсь. Мне тут нравится.
Они неожиданно захохотали — все четверо, но почему-то тоже необидно. Лидка, отсмеявшись первой, вдруг спросила:
— Мальчишки, расскажем ему?
— По-моему, можно, — солидно отозвался Колян.
Тон пожал плечами. Петька кивнул:
— Давай. Он, по-моему, не трус.
— Ладно, — согласилась Лидка. — Смотрите за шашлыками... Жень, это история долгая и совершенно невероятная. То, что ты сам видел, мало значит, ты всё равно можешь не поверить... Но слушай, раз хочешь...
До войны тут был аэродром. Когда его строили, старики говорили, что это очень плохое место. Что ничего строить тут нельзя. Но их никто не слушал тогда, думали, что они просто против авиации, тогда такое было, многие думали, что это от дьявола.
Только один человек, начальник аэродрома, он был просто любопытный, не то что поверил, а начал собирать разные сказки и легенды. Но его в 37-м арестовали, и всё, что он собирал, пропало. Это был прапредед Тона, — Лидка кивнула на приятеля, который трогал струны гитары и совершенно, казалось, не слушал, о чём говорят.
— Тон сумел узнать, что его прапрадед нашёл сведения о том, что тут появляются чудовища и пропадают люди. Но до войны этого не было ни разу на людской памяти. Когда началась война, сюда пришли немцы. Аэродром им достался почти целым. Ну, они тут и устроили свой, большой.
А летом сорок второго тут что-то произошло. Даже толком непонятно, что. Просто за сутки никого не осталось — люди, техника, всё-всё попропадало. И немцы даже не пытались его воссстановить, наоборот — всё обтянули колючей проволокой и до последнего тут держали охрану, и не полицию, не тыловиков, а настоящий эсэсовский батальон с техникой.
Потом пришли наши, хотели тут опять сделать аэродром, а за одну ночь несколько десятков человек и машины ремонтные пропали. Тогда его тоже под охрану взяли, и охраняли до начала шестидесятых.
Но люди уже тогда исчезать начали. Ходили ведь слухи про разные сокровища, про оружие, ну и лазили сдуру... Кто-то просто ничего не находил, другие долго-долго блуждали... и главное — как-то странно блуждали, как будто это и не те места вовсе, где аэродром строился, один даже убеждал, что море там видел!
А многие пропадали. И дети, и взрослые... А ещё были несколько человек, которые оттуда вышли совсем спятившими и рассказывали такие вещи, что их в психушку упаковывали. В семьдесят первом один такой угнал у ментов УАЗик, вооружился пистолетом каким-то, ружьём и снова туда вернулся, кричал, что надо с этим покончить. Ну и всё...
Говорят, несколько раз приезжали экспедиции, но это мы точно не знаем... А в начале девяностых аэродром... ну, как бы пополз, — Лидка зашвырнула в кусты какую-то ветку, вздохнула. — Вон там, — она указала рукой, — были пять улиц.
На Портняжной стояла гостиница, где остановились мои мама и отец со мной, они ехали в отпуск на Волгу на своей машине. И за одну ночь все улицы исчезли. Спаслись человек двадцать, в том числе — моя мама и я, только я ничего не помню...
— Как это? — ошарашено спросил я, чувствуя, как вдоль позвоночника в путешествие отправились стада мурашек. — Погодите, так не бывает... Ну ладно, начало девяностых, неразбериха... Но... это сколько же человек пропало?!
— Больше полутысячи, — подал голос Тон. — Никто и внимания не обратил. Вернее, во всяких там придурошных газетках, может, и писали, но никто не расследовал ничего. Даже тут, городские власти. После этого за полгода опустели все прилегающие улицы. Люди просто съехали, некоторые вообще из города. Да ты сам видел.
— Бред... — я потряс головой. — А что дальше?
— Мама осталась жить тут, — Лидка вздохнула. — Она немного помешалась... Работает учителем в нашей школе. Так нормальная совсем, а если об этом разговор завести, то... — она вздохнула снова. — Так вот. Мы подсчитали. С сорок второго аэродром съел больше трёх тысяч человек. Абсолютно необъяснимо.
И ещё более необъяснима его... ну, как бы, структура. Впечатление такое, что он во много раз больше, чем на карте. По площади больше...
Мы два года назад вместе собрались. Ну, вообще-то мы и раньше друг друга знали, школа-то тут одна. Но два года назад у Тона пропала на аэродроме младшая сестра. Никто даже понять не может, зачем она туда попала...
И почти сразу мать и отец Петьки. Они, вроде тебя — со станции захотели срезать. День был, они домой торопились очень. И... всё. Петька с бабкой и дедом живёт. И Колян тогда же в городе появился. Вернее, появился он раньше, мы познакомились тогда.
— А... кто у него пропал? — я посмотрел на младшего мальчишку, попрежнему смотревшего в костёр.
— Никто, — покачала головой Лидка. — Колян не помнит никого, он беспризорный. Они и сюда приехали целой компанией, человек десять.
— Восемь со мной... — поправил Колян. Лидка кивнула:
— Восемь... Они же не знали ничего. И жили почти два года на аэродроме. Просто чудо... Там зданий много, а менты носа не суют.
— Не, мы замечали, что что-то не так, — Колян поднял на нас глаза. — Нинка... это девчонка старшая... она даже говорила, что надо уходить. Там по ночам иногда очень страшно было... и непонятно. Но мы всё не торопились, уж очень здоровское место было в остальном-то... А потом... — он передёрнул плечами, и Петька положил ему руку на плечо. Лидка снова заговорила:
— А потом Колян один остался.
— Их всех утащили, — тихо сказал Колян и снова передёрнулся,— сперва маленьких... ну и я тогда тоже маленьким был, мы играли в песке... Они так кричали... я ещё долго слышал... А я убежал и всех предупредил. И потом убежать смог, когда остальных... Санёк и Владик достали самодельные копья, из арматуры, и дрались, чтобы девчонки и я смогли убежать, а смог только я, остальные запутались... И их тоже...
— Он умеет там тропинки находить, — перебила Лидка. — И места безопасные. Инстинктивно. Мы не поверили сперва, а потом оказалось, что правда. Ну и Петька взял Коляна к себе. У деда с бабкой пенсии хорошие, и они добрые.
— Да, они добрые, — серьёзно подтвердил Колян. — Они меня зовут «внучок» и никогда не ругаются. На Петьку ругаются, а на меня нет...
— Это сказка, — тихо сказал я. — Вы меня пугаете...
— А ты нас решил испугать, когда рассказал про того? — спросил Тон, и я сник. — Да ты всегда можешь и отсюда уйти, и вообще уехать...
— А вы? — спросил я. И увидел, что они все смотрят на меня. — А вы? — повторил я.
— Мы... — усмехнулся Тон.
И Лидка сказала:
— Мы... это наш город. Даже мой, хотя я не отсюда. Мы хотим отомстить... покончить с этим. Мы поклялись.