Мама плачет. Её убивают мои колы и двойки. Но Вера Андреевна не верит, что я на самом деле такая глупая.
— Это из неё голод выходит, — говорит она, — это пройдёт.
Мне интересно слушать разговор взрослых, и я прыгаю рядом с ними по асфальту на одной ноге. Вместе со мной скачет Ванечка. Нам весело.
Нет, не забыто. Говорит автор книги
— И вот я опять на заводе. Прошло двадцать пять лет, и всё как будто забыто. Но сегодня я приехала повидаться с Брюсом, и мне снова вспомнилось детство.
Как взрослеют?
— А как люди взрослеют? — спросил Нырненко. — Неужели я тоже стану, как все?
На этот вопрос ответил Леонид Васильевич:
— Не надо торопиться. Мы взрослели не от хорошей жизни: война, блокада… У вас — наших детей — жизнь хорошая. Живите и радуйтесь! А что касается меня, то я даже не заметил, как повзрослел. Работал, работал, шесть лет проработал, и вдруг — повестка в военкомат. Призыв в армию. А если тебя в армию позвали, значит, ты уже взрослый.
Военная дисциплина
Нырненко быстро оделся один раз в жизни — когда его назначили проверяющим уроки. Обычно он валяется в кровати с восьми до без четверти девять. В армии солдаты встают и одеваются за сорок секунд. Брюсу это было нетрудно. Он привык рано вставать, быстро одеваться и бежать на работу. С детства он привык слушаться старших и не пререкаться с ними. Не то что Пчелинцев. Тому Татьяна Николаевна говорит: «Пчелинцев, замолчи! Мешаешь!» А он ей: «Никому я не мешаю! Это Нырненко!»
Брюс с детства знал, что такое военная дисциплина, поэтому в армии ему было легко.
Работа нашла Брюса и в армии. Хотя в то время уже шёл тысяча девятьсот пятьдесят третий год, на полях, в лесах и болотах наши солдаты находили старое, ржавое оружие. Его посылали ремонтировать в оружейные мастерские. Там и работал Брюс.
«Вот когда я подержал оружие в руках. На всю жизнь наигрался и с винтовками, и с автоматами, и с наганами. Привезут всё это добро — ржавое, покоробленное, иногда даже мхом заросло! Металлолом да и только. А мы с ним возимся-возимся… Через некоторое время оно как новое. Не отличить — хоть на спор!»
Чужие несчастья, чужие радости
Однажды в нашем доме загорелась квартира на седьмом этаже. «Пожар!» — закричали все, кто видел, как дым валит из окна. И не только закричали, но и вызвали пожарную команду и долго не расходились — сочувствовали пожарникам.
Нырненко на это сказал, что пожар, наверное, от утюга был. А у него лично никогда ничего не загорится, потому что он утюг не включает. У него другие неприятности: он к зубному врачу ходил. Пожар — это ерунда. Вот когда зуб болит — это несчастье. На стену лезешь. А к зубному врачу идти ещё страшнее. Но зуб ему всё-таки выдернули. Как это было, он не распространялся. «Не в этом дело», — сказал Нырненко.
А Пчелинцев сказал мне, что Нырненко связывали полотенцами, а то ему было никак не открыть рот.
— Когда рот не открыть — самое настоящее несчастье, — сказал Пчелинцев. — Не поговорить даже!
Нырненко не захотел вспоминать, как его связывали полотенцами, и сказал радостно:
— И как это я забыл! А у отличницы Перепёлкиной — двойка!
Про отличницу Перепёлкину я слышала много. Они её не любили. Она сидит перед ними и мешает своей спиной смотреть на учительницу. Из-за этой самой отличницы Перепёлкиной их часто наказывают. Потому что Перепёлкина — ябеда. Они на её спине играли мелом в крестики-нолики, а она — сразу жаловаться. А им сразу — замечание в дневник. Кому понравится! Вдобавок, Перепёлкина — командир звёздочки. Командует ими. А кому понравится, когда тобой командует девчонка?! Когда выбирали командира, Нырненко предлагал Пчелинцева, а Пчелинцев — Нырненко. Но их не выбрали. Перепёлкина сказала, что у них двойки и вообще они плохо себя ведут. У них было много причин не любить Перепёлкину.
— А Перепёлкина ревела из-за двойки, — сказал Нырненко в заключение.
— Она плакала, — сказал Пчелинцев.
— Поняла, как получать двойки. Думала — легко! Пусть теперь подразнится двоечниками. Сама — двоечница!
— Она плакала, — опять сказал Пчелинцев. — И стала какая-то непонятная. Я её за косу подёргал, а она даже не обернулась.
— Здо́рово переживала! — подтвердил Нырненко. — У меня тетрадку просила. Никогда раньше мою тетрадку не просила. А у меня правильней, чем у неё. У меня — тройка!