Там шашки Ворошилова, Буденного и других героев борьбы за Царицын в годы гражданской войны, бинокли, лупы, пистолеты, простреленные шинели героев Сталинградской битвы, сваленные в кучу знамена плененных в Сталинграде гитлеровских частей, ножницы и лента, попавшие сюда на другой день после открытия Волго-Дона, лента, разрезанная при пуске Волжской гидростанции имени XXII съезда КПСС, факел, от которого был зажжен Вечный огонь на площади Павших борцов и на Мамаевом кургане.
В музее — дыхание сражавшейся Волги.
Большая картина. Не ясно, день или ночь: город горит, может быть, густой дым скрывает солнце или, напротив, пламя освещает клубы дыма в ночном небе. Волгу пересекают три судна. Они отбиваются от самолетов. На переднем плане — речник, суровые лица солдат с бликами пламени; кто нервно затягивается самокруткой, кто молча смотрит на пылающий город.
Тут же, в музее, продырявленная осколками бортовая дверца парохода "Гаситель", работавшего на сталинградских переправах, судовой фонарь, поврежденный взрывной волной, модели превращенных в канонерские лодки волжских судов, портреты героев-капитанов.
Волга воевала и за Царицын. Посередине зала — пушка, поднятая с затонувшего в 1919 году волжского парохода "Советский", который подорвался на мине во время боя с белогвардейцами. В одной из витрин потрепанный белый флажок на деревянной палочке. Такими делали "отмашку", показывали, в какую сторону удобнее расходиться со встречным судном.
Флажок принадлежал когда-то волжскому баркасу со смешным щенячьим именем "Бобик". Выцветшее удостоверение свидетельствовало, что капитан "Бобика" Колшенский П. И. при наступлении белых на Царицын показал себя опытным командиром, преданным Советской власти.
За Волгой, в Краснослободске, несколько лет назад я разыскал домик в три оконца. Павел Иванович Колшенский оказался бодрым сухощавым стариком с голубыми детскими глазами. У него была поговорка: "В шубе палка". Рассказывая, он время от времени доставал коробочку с нюхательным табаком.
— Сейчас мало кто нюхает. А ведь на ночной вахте это первейшее дело: как в сон поклонит, так сейчас возьмешь понюшку, начихаешься до слез — сна-то как и не бывало. Сколько ночей не спал — сосчитай-ка! И столько же табак нюхаю. А если бы курил — давно бы, конечно, помер.
Ну, дело обычное, начал я с матроса, а потом уже хозяин назначил меня капитаном на маленькую посудину. "Генерал Цеймерн" называлась — черт ее знает, что это был за генерал! А тут революция, царя — по шапке. Думаю: людям будет в шубе палка и мне — в шубе палка, людям будет хорошо — и мне хорошо. Стал ходить на митинги, слушать, что к чему. Однажды зовут меня в Совет. Надо, говорят, забрать флот у буржуев. Дали мне револьвер, еще трое со мной пошли. Приходим к моему хозяину, поздоровались, так и так, гражданин Кусакин, отдайте, будьте любезны, честью просим, закон такой вышел. А Кусакин аж побелел: "На благодетеля своего руку поднял? С большевиками сдружился? Смотри, Пашка, не пойдет впрок чужое добро!"
Пошли к другому, к Хряеву — пароходчику. Тот ка-а-к рявкнет: "Ах вы, голь перекатная! Вон отсюда! Шкуру спущу!"
Ну, оробели мы… Докладываем в Совете. Там головой покачали, дали нам моряка. Пошли опять. Моряк — наган из кобуры и вежливенько так Хряеву: "А ну, папаша…"
Так и стали сами хозяевами. Это дело было в феврале восемнадцатого года. А летом того же года сами знаете, что началось, в шубе палка…
Поставили нас на переправу — снаряды возить через Волгу. Шесть катеров работало.
Я на переправе крутился до самого ледостава. А после того завел суденышко в затон и пошел воевать с беляками на суше.
На другую весну дали мне "Бобика". Ничего баркас, подходящий, тридцать сил машина. Броню сделали из железных листов. Но, должен сказать, пули ее пробивали запросто. Под пули-то мы частенько попадали. А раз и бомбу на нас сверху бросил антихрист какой-то. Подобрали мы осколки: бомба круглая, репчатая, английская.
Как я работал в Царицыне на переправах — сами знаете, ведь по бумажке из музея меня разыскали. Там сказано. А напоследок изловили мы атамана Микишку. Был такой кулак, а при нем шесть сынов и пятеро зятьев, да еще всякого сброда человек полсотни. Ну и грабили по селам. Знамя у Микишки было, знакомая попадья шелком вышила: "Долой кадеты, долой советы, да здравствует Микишкин отряд". Пошли мы с канонерской лодкой "Карл Маркс", захватили весь Микишкин отряд и вывели его в расход. Расстреляли, значит.
А после стал я плавать уже на мирных переправах. И плавал так до сорок второго года.