Саша Лепилкин не ответил. Кириллов оглянулся. У Саши не было головы. Кровь хлестала из обезглавленного крупным осколком туловища.
Взрывная волна второй бомбы сбросила Кириллова в воду. Он поплыл. Плыл вяло, потрясенный, ослабевший. Крови потерял много, наглотался воды, дышать было трудно из-за каких-то едких газов. В общем, стало ему все безразлично, и начал он тонуть. Вдруг рядом шлепнулась доска. Кириллов услышал чей-то окрик. Это шкипер со стоявшей на якоре баржи заметил тонущего. Кириллов сделал рывок, уцепился за доску. Мимо баржи его пронесло течением, но какие-то добрые люди втащили парня в лодку.
Он отлежался маленько на берегу, потом побрел к „Орджоникидзе“.
На песке лежал человек. Кириллов услышал слабый голос:
— Володя, помоги…
Это был капитан „Орджоникидзе“ Александр Васильевич Загрядцев. Осколок бомбы настиг его в пути, когда капитан, услышав самолеты, бегом бросился назад к своему пароходу.
— Помоги, Володя…
У капитана был вырван живот. Было вдвойне страшно от того, что он говорил слабым, но спокойным голосом, не стонал даже…
Умер капитан Загрядцев на подводе по дороге в госпиталь. Скончался от ран и комиссар судна. Из команды „Орджоникидзе“, кроме них, погибло еще десять человек.
Кириллова хотели отправить в тыл. Он сказал, что в тыл ему нельзя: капитана нет, комиссара нет, а он все же штурман. Операцию сделали на месте. Несколько мелких осколков засели глубоко в плече. Перевязанный Кириллов доплелся до „Орджоникидзе“. На судне не было живого места, но машина уцелела.
Под Сталинградом восемнадцатилетний штурман Кириллов проработал до ледостава. Медаль же за Сталинград получил не на Волге, а в Полярном, где к концу войны служил подводником на Северном флоте. В подразделение приехал вице-адмирал. Говорил о боевых традициях. Потом скомандовал:
— Кто воевал под Сталинградом — три шага вперед. Как? Никому не довелось? Никто не был на Волге?
При последних словах Кириллов и еще один волгарь рискнули выйти из строя.
— Так я же знаю „Орджоникидзе“, — обрадовался адмирал. — Еще „Ласточка“, „Абхазец“, „Гаситель“… Большую помощь оказали нам речники на переправах. Почему медаль за Сталинград не носите?
— Товарищ вице-адмирал, мы не воевали, мы работали…
Через несколько дней Кириллову вручили медаль „За оборону Сталинграда“ и „За боевые заслуги“.
Дизель-электроходом „Ленин“ капитан Владимир Кириллов командует уже несколько навигаций. Он не просто капитан, а инженер-судоводитель: заочно окончил Горьковский институт инженеров водного транспорта.
Своими учителями Кириллов считает погибшего Александра Васильевича Загрядцева и знаменитого волжского судоводителя Александра Ивановича Тор-сукова, у которого ходил штурманом на „Володарском“. Первый стал образцом долга, второй учил искусству капитанских вахт, когда ведешь судно в туман и осеннюю непогодь, в ледоход и шторм.
Капитанская ночная вахта — с 10 вечера до 4 утра. Но если разобраться, то капитан вроде бы всегда на вахте. Пассажиры ночью спят, днем у них жажда делового общения, желание дать капитану ряд очень ценных советов. Когда ты всему голова, то в сущности ночная вахта на пассажирском судне, пожалуй, самое спокойное время: ты, штурвальный и Волга.
У Владимира Андреевича Кириллова был настолько типично капитанский вид, так ловко на нем сидели фуражка и китель, в манерах чувствовалось столько спокойной уверенности, привычки командовать, распоряжаться, что я не сомневался в его принадлежности к какой-нибудь старой капитанской династии. Но капитан Кириллов оказался бывшим колхозником из села Никольского; это в низовьях, под Астраханью.
— Знаете, еще мальчишкой бегал на Волгу смотреть, как „Степан Разин“ свой караван тянет. Его капитан, Чадаев Николай Иванович, на всю Волгу тогда гремел. Вот меня и захватило, потянуло.
…Капитан Чадаев. Нет его уже среди волгарей, он стал „Капитаном Чадаевым“, прожив жизнь, достойную того, „чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, в строчки и в другие долгие дела“.
Я знал капитана Чадаева уже в преклонные лета: седенькая бородка клинышком, сухощавая сутулая фигура, глуховатая запинающаяся речь и орден Ленина первого довоенного образца на кителе.
Он начал плавать еще в прошлом веке. Вывел его в люди отец, тоже капитан. Отец считал, что учиться нужно не за партой, а на Волге. Заставил сына пройти к капитанскому мостику все ступени: три года — матрос, три — штурвальный, несколько лет — лоцман, потом — помощник капитана.
Николай Иванович Чадаев помнил, как пошли по Волге первые теплоходы, рассказывал про дикие гонки судов враждовавших пароходчиков. Он принадлежал к тому поколению волгарей, при которых затрепетало на ветру первое красное знамя. Обложив рубки мешками с песком, они водили свои пароходы вместе с кораблями Волжской военной флотилии на штурм Казани и защиту Царицына, потом налаживали судоходство на опустевшей после гражданской войны реке.