Кажется, я могу нарисовать на память план любой комнаты в Доме-музее. Но каждый раз смотрю на все новыми глазами: глазами тех, кто впервые идет по музею рядом со мной. В предъюбилейный и в юбилейный годы это было не просто. Поток экскурсантов превзошел все ожидания. Целыми днями стояли огромные очереди, от крыльца до колодца в глубине двора, по нескольку человек в ряду. В каждой комнате одновременно слышались голоса двух-трех экскурсоводов. Знакомый сотрудник музея говорил мне едва не с отчаянием:
— Работаем на пределе. И ничего нельзя сделать. Разве можно отказать хотя бы одному человеку?
К счастью, мне много раз доводилось бывать в музее раньше, причем и в тихие месяцы, до первых пароходов. Как-то по поручению "Литературной газеты" я провел здесь две недели, знакомился с архивными документами и, конечно, встречался с посетителями.
Помню: три пожилые женщины в темных ситцевых платьях долго стоят в столовой подле швейной машины.
— Мать Ленина на многих языках разговаривала, образованная, а, смотри, на семью шила, как и мы, грешные, — говорит одна.
В комнате Марии Александровны разглядывают самодельные кружева.
— На коклюшках связано, — шепчет другая, — у нас до сих пор так вяжут.
Родом она из приволжского села. Знает цену труду. И в этом доме все как бы говорит ей: "Посмотри, здесь умели и любили работать". Она шепчет:
— Как мы… Как и у нас…
Идут в детскую. У всех троих — внуки. Склоняют головы над табелями, над похвальными листами, вздыхают… Почему-то очки у старушек — одни на троих. Сейчас ими овладела старая крестьянка. Нараспев, как многие люди, поздно узнавшие грамоту, она читает стихи, переписанные из детской хрестоматии сестрой Владимира Ильича Ольгой Ильиничной: "Может быть, тебя, мой милый, ждут печали и нужда. Спи, дитя, сбирайся с силой, для борьбы и для труда". Она глотает слова, торопливо снимает очки, достает платок.
— О нем это она, о брате…
И у всех троих — слезы, у старых женщин, проживших нелегкую жизнь.
Сколько не похожих друг на друга людей приходят в музей!
В коридоре слышится осторожное, частое постукивание. Слепые… Идут, держась друг за друга. Запыленные ботинки. У одного — дорожная сумка.
Уставший за день экскурсовод торопливо поднимается из-за стола навстречу:
— Вот сюда, пожалуйста. Давайте руку. Издалека, товарищи?
— Из Богдашкинского района, из артели. Спасибо шоферу, доставил прямо до вас.
Их четверо. Один совсем молодой; на шрамах недавних ожогов розовеет кожа. Должно быть, несчастный случай.
Они идут к комнате Владимира Ильича — комнате над лестничной клеткой, с одним окном во двор.
Молодой плохо слушает экскурсовода. Он осторожно делает шаг в сторону, его руки чего-то ищут. Вот они касаются точеных перил внутренней лестницы, по которой поднимался к себе Володя Ульянов. Тонкие пальцы бегут по отполированному дереву, гладят его. Этих перил касалась рука Ленина.
В комнате над лестницей у единственного окна — стол. К стене придвинута железная кровать. Два стула. Комната гимназиста Володи Ульянова скромна, как скромен кремлевский кабинет председателя Совета Народных Комиссаров Владимира Ильича Ленина.
В комнате над лестницей — сделанная из дощечек висячая книжная полка.
Всю жизнь Ленин не разлучался с книгой. Книги были с ним в подполье, в ссылке, в эмиграции. Едва попав в какой-либо город, он тотчас разыскивал библиотеку. Так было по дороге в ссылку в Красноярске и Минусинске, так было в Лондоне, Париже, Цюрихе, Стокгольме, так бывало всюду.
Случилось, что я побывал в Ульяновске и незадолго до первой поездки за океан. Подумал: а что читали об Америке гимназисты, сверстники Владимира Ульянова?
По воспоминаниям Дмитрия Ильича, детская литература тех лет ярко отображала борьбу негров против рабства. Правда, в учебниках П. Белохи и К. Смирнова, по которым учились симбирские гимназисты и которые стоят среди книг на Володиной полке, об этой борьбе не рассказывалось. Я прочел: "Промышленность народонаселения Соединенных Штатов находится на высокой степени развития… После Англии, по промышленности и торговле, это первое государство в Свете. Оно своими изделиями снабжает всю Америку и многие страны Азии…"
Но в гимназические годы Володи Ульянова выходили и другие книги, часть которых он, несомненно, читал. Генрих Сенкевич в американских очерках рассказывал о "дядюшке Линче". Учитель из приволжского города Михаил Владимиров, вернувшись после четырехлетних скитаний по Соединенным Штатам, выпустил книгу "Русский среди американцев". Волгарь плавал по Миссисипи, видел в портовых городах тысячи голодных безработных, белых и негров, пешком и на подножках вагонов пересек страну и пришел в выводу, что в Америке "капиталисты пьют кровь рабочих…".