А это значит — надо наложить на лапу жгут, попасть в вену (не самая легкая задача, когда животное при смерти) и очень медленно ввести лекарство.
Сидим — думаем: собаку можно удержать силой, чтобы не дергалась, а с волком это не пройдет. Но если зверь лапу выдернет, то игла из вены выйдет моментально — и начинай все сначала. Кроме того, волки хоть и ручные, но как им идея жгута, перетягивающего лапу, понравится — это никому не известно. Вполне могут зубами отмахнуться, а под такие клыки подставляться совсем не хочется.
Вот тут нам знакомые ветврачи и посоветовали, и ладно бы хоть один, а то как сговорились… Дескать, думать нечего, вводите своих зверей в наркоз и колите что хотите. Да еще говорят, что волкам наркоз только на пользу пойдет: расслабятся, все меньше риск нервной формы[1].
Так что взяли мы с Анной по шприцу с аминазином (очень нам этот препарат рекомендовали, мол, быстро и надежно!) и пошли к волкам. Ввели аминазин, ждем, когда же это наши волчарики расслабятся.
Вот тут оно и началось! Клянусь, такого страха мне больше не довелось испытать. Сначала поднялся Корсар. Он вставал медленно, как-то рывками распрямляя суставы и мотая тяжелой башкой. Потом прыжком вскочил Грей и закачался, с трудом сохраняя равновесие. Оба зверя стояли на дрожащих ногах, обводя помещение расфокусированными взглядами, из пасти текли ручейки пены.
Разом охрипнув, я окликнула их: «Корсар, Грей, вы что? Все хорошо, ребята, ложитесь…» Головы синхронно повернулись в нашу сторону, и стало ясно, что волки нас просто не видят, зато видят нечто, что вселяет в них ужас и желание защищать свою жизнь. Мы с Анной замерли, не дыша, следя за зверями боковым зрением. Понятно, что выскочить на улицу мы не успеем, волки стояли примерно в двух метрах от нас. Корсар пошатнулся, его бросило к окну, и, уже падая, он вцепился зубами в лист фанеры. И тут зверь впал в безумие. Из последних сил он поднялся на задние лапы и рванул фанеру зубами. Лист толщиной в сантиметр, прибитый гвоздями к раме, разорвался, как бумажный. Грей не отстал от брата и принялся полосовать клыками соседний лист. Куски порхали в тесном помещении, точно чудовищные бабочки, а волки молча продолжали резать и крошить фанеру в клочья.
Разгром прекратился так же внезапно, как и начался: сначала упал один, потом сполз по стенке и второй. Мы тихо выскользнули на улицу и заперли дверь. Говорить не хотелось, да и о чем? После такой встряски у несчастных волков наверняка начнется нервная форма, так что жить им еще пару дней, и то в страшных мучениях.
Посидели в лаборатории, попили чаю, облаяли от души ветврача, сунувшегося с вопросом, как, мол, волки себя чувствуют. А вечером все-таки зашли в курятник — попрощаться.
А они живы, и даже пришли в себя. Во всяком случае, узнали, и сил хватило хвостами вильнуть. Была не была, колем в вену так: один держит голову и уговаривает, а второй вводит лекарство. Начали с Корсара. Ах ты ж умница наш — чуть заскулил, когда игла вошла в вену, но лапой не дергает, терпит. Потом и Греюшку уболтали. Вот молодцы, волчата, вот терпеливые, вы уж живите, пожалуйста, вы же сильные парни, курятник чуть не до основания разнесли.
Пришли на следующий день — держатся наши волки, вроде бы даже приободрились. Еще раз с уговорами ввели лекарство в вену. А на третий раз волки наши забастовали: дескать, хорош иголками-то тыкать, дайте, что ли, попить, да и мяска бы пожевать не грех. Выжили ребята, даже без осложнений обошлось.
Ну а я на всю жизнь уверилась в том, что больного зверя проще уговорить лечиться, чем давать наркоз. Уж очень это страшная штука — галлюцинация.
Торжество демократии, или Роль личности в истории
Корсар — здоровый матерый волк. Он вожак стаи, и чтобы убедиться в этом, достаточно на него взглянуть. Вон как выступает: голову держит высоко, смотрит этак сверху вниз, хвост никогда не поджимает. Другие волки, подходя к нему, кланяются, на лапах приседают, хвостами метут, в глаза, упаси боже, не смотрят. Ведь взглянуть в упор — это вызов на бой, а драться с Корсаром дурных нет. Весит он килограммов шестьдесят[2], так что от его удара грудью противник кубарем катится.
Нет, бывают, конечно, конфликты, если мясо не поделили или кто-нибудь недогадливый вовремя вожаку место не уступил. Вот тогда и бьет Корсар провинившегося корпусом. А если противники встали на дыбы и вцепились пасть в пасть, то сшибает с ног и подминает под себя. Однако стычки такие бескровны, всерьез волки зубы в ход не пускают, и Корсар именно бьет пастью, а не рвет зубами. Вообще, он чаще только изображает нападение. Все это напоминает то ли танец с саблями, то ли бой с тенью, поскольку Корсар подчеркнуто четко демонстрирует каждый элемент атаки, не касаясь противника. Много лет спустя, увидев показательные выступления каратистов, я была поражена сходством этих боевых танцев.
С волчицами отношения Корсара еще занятнее. По всем канонам от добычи их следует отгонять, пусть докажут, что имеют право на свой кусок мяса. И Корсар честно отгоняет: он страшно рычит, щелкает зубами и делает вид, что вот сейчас убьет! Волчицы столь же честно изображают, как они напуганы грозным видом вожака, что не мешает им подползать на брюхе все ближе. При этом они для красоты и достоверности картины жмурятся и повизгивают, как малые щенки.
В апогее этого спектакля Корсар с громовым рыком отрывает кус мяса и швыряет его в сторону волчицы, дескать, да уйди же, попрошайка, пока не пришиб! Что, собственно, и требовалось доказать.
Так и живет в мире и согласии, во всяком случае по волчьим канонам, эта семья: сам Корсар, трое других волков — Грей, Глот и Виген, и две волчицы — Маня и Даня. У Вигена характер самый легкий и живой, ему всегда хорошо, он приключений на свою голову не ищет. Глот и рад бы в вожаки, но слабо ему против Корсара, впрочем, он и не настаивает. Ну а Грей — лошадка темная, вроде бы и ранг у него после Корсара самый высокий, а вроде бы и нет. Только, кроме Корсара, его никто особо не любит, уж очень он горазд мелкие подлянки втихаря строить. Ну, дамам до мужских разборок дела нет, у них свои отношения.
Как-то раз Корсар прихворнул, не слишком серьезно, но мы решили его на некоторое время изолировать. И тут-то началось — расцвел наш тихий Грей как маков цвет. Мы и оглянуться не успели, а уж Грей выбился в вожаки, да в какие! Такой себе «фюрер местного масштаба» — другие волки дышать бояться, носом в пол ходят. Чуть что не по Грею — как кинется рвать — только шерсть клочьями полетела! Какие там танцы, какие угрозы — кровь ручьями! Волчицы, и те присмирели, истерики на тему «ах, дайте поесть бедным девочкам» уж и забыли как закатывать. Удалось кость утащить — и то славненько. В общем, показал Грей своим собратьям, что такое серый террор.
Примерно через пару недель решили мы Корсара вернуть к семье: нельзя волку долго быть в одиночестве, это безумием грозит. Запустили его в общую клетку. Как Грей на него пошел! Дескать, не расстанусь с властью добровольно, не быть тебе, братишка, больше вожаком. Корсар по привычке голову поднял, грудь развернул, мол, согласен, давай биться! Так Грей, подлая душа, на честный бой не пошел, он убить соперника задумал. Раз! И впился всей пастью в переднюю лапу Корсара. Тот лапу поджал, не может на нее опереться. Грей его норовит с ног сбить, за вторую лапу пытается поймать!
Мы за решеткой мечемся, кричим, а толку-то! И войти нельзя, волки же, не бобики дворовые, чтобы их из драки за хвосты растаскивать. В общем, похоже, убьет сейчас этот гад Корсара на наших глазах. И тут в бой вмешались Глот и Виген, хотя обычно все стычки происходят один на один. Но, видно, сделали ребята свой выбор — с каким вожаком жить.
1
2