Я ее спрашиваю:
- Вам, наверное, тяжело приходится без языка?
А она мне отвечает:
- А я язык знаю. Мне так повезло, потому что английский язык мне преподавала замечательная женщина, я вам сейчас расскажу. В Ташкенте...
И начинает рассказывать мне про мою бабушку!
- Она была такая славная, - рассказывает пациентка, - но очень строгая. Как я ее сейчас благодарю, без нее здесь я просто бы погибла. Я ее столько искала, хотела сказать спасибо.
Я призналась, что этой строгой учительницей была моя бабушка. И она расплакалась, кинулась обнимать меня... Честное слово, сцена для сериала, но чистая правда.
И вот тут, прямо в разгар сериала "Ханга-психотерапевт" и раздался звонок из Москвы. Или с Луны - в тот момент эти два понятия были от меня примерно на равно далеком расстоянии.
Звонок:
- Здравствуйте, меня зовут Леонид Парфенов, я хотел бы пригласить вас сниматься.
Признаюсь, слушала вполуха. Во-первых, не знала, кто такой Парфенов. Во-вторых, предположить, что я куда-то поеду, после десяти лет отсутствия, поеду в Россию сниматься на телевидении, - представлялось нереальным. В общем, я подумала, что это шутка такая.
- У меня возникла идея, - говорил Парфенов.
Ну хорошо, идея. А мне завтра экзамен сдавать. Потом, я ведь здесь, в России, никогда не работала на телевидении по-настоящему, в штате. Как я уже писала, я была первой советской журналисткой, которая в 1986 году стажировалась в Америке. Но одно дело рассказывать о своих впечатления ведущему, который задает наводящие вопросы и помогает вам удачно выглядеть перед зрителем. А другое дело самой вести передачу!
Но Парфенов оказался человеком настойчивым. Звонил, в какой-то момент сообщил, что стал генеральным продюсером канала. И он был настолько убедительным, что я подумала: а может быть, это не розыгрыш, а он и вправду серьезный человек? Звоню в Москву Анне Владимировне Дмитриевой (мой тренер по теннису), работающей как раз на НТВ. И она подтвердила: да, Парфенов генеральный продюсер.
- Не фантазер?
- Нет, серьезный человек.
- Что вы говорите! А вот он мне звонит.
- Да, я знаю, это я ему дала твой телефон.
Круг замкнулся. Луна оказалась ближе, чем я могла предположить.
Леонид Парфенов приехал в Америку перед Рождеством. Открываю дверь - там стоит импозантный мужчина, с модной однодневной щетиной, костюм от Кензо. Житель Луны.
- Давайте пойдем в ваш любимый ресторан.
Я засуетилась:
- Да-да, конечно. Есть один любимый, но он дорогой...
- Лена, не волнуйтесь. У меня просьба: давайте забудем о передаче, просто пойдем поужинать.
Я повела его в Рокфеллеровский Центр, там есть чудный французский ресторан. Настроение было праздничное во всем Нью-Йорке. Канун Рождества, выпал снег, все катались на коньках, - просто сказка. Мы шли по праздничному городу, я, наконец, расслабилась, а Леня пел старые песни о главном - он тогда как раз снимал этот проект. Он рассказывал: а вот это будет так, а Алла Борисовна будет делать то; у него горели глаза. Песни я, конечно, помнила, но не совсем понимала, что он собирается делать - я настолько отошла от России, ведь прошло столько лет. Все это было как вести из параллельного мира.
Сели за столик. В ресторане мы, видимо, вызывали удивление - люди не понимали, кто мы такие. Во-первых, достаточно молодые, а в этот ресторан ходят люди в основном пожилые, лет примерно около шестидесяти. Ну и вообще странная парочка, непонятный язык. За соседним столиком сидел мужчина, который не выдержал мучительной неизвестности. Повернулся и спросил:
- Знаете, я не понимаю, что вас, собственно, связывает? Вы кто?
Только американцы могут так бесцеремонно влезть в разговор и спросить: а вы, собственно, кто? Но, видимо, им с женой уже порядком надоело общаться друг с другом, потому он и вклинился в наш разговор.
Я ответила:
- Это мой работодатель.
Мужчина с соседнего столика страшно оживился:
- О! Очень хорошо! Я буду вашим адвокатом. Сейчас я проведу переговоры.
Он оказался мультимиллионером, одним из крупнейших поставщиков вешалок для химчисток. А его жена - совладелицей "Мэйсиса", одного из крупнейших магазинов Америки. И вот эти "акулы" стали торговаться от моего имени. Леня стал с ними препираться. Шутили, дурачились. Все же канун Рождества.
А когда вышли из ресторана, Леня сказал:
- Поехали!
- Не знаю, боязно.
Мне надо было принять решение: бросить университет. Конечно, меня травмировало и то, что я уже заплатила за обучение. Недоучившись, я теряла и тот год, что уже проучилась, и весь следующий. В общем, я не решалась лететь тотчас же.
Леня повел себя очень хитро. Он сказал:
- Вот билет туда и обратно, летите на один день. Да - да. Нет - нет. Вас же никто не принуждает лететь на месяц. Не понравится - улетите в тот же день.
И я прилетела.
Тогда, в ресторане, Парфенов вот еще чем меня подкупил. Он спросил:
- В каком году вы уехали из России?
- В восемьдесят девятом.
- Тогда мы сейчас восстановим историческую справедливость, - и официанту: - Можно принести красное вино 89 года?
Налил вино и говорит:
- Возьмите пробку и сохраните ее. Через год я приведу вас в этот ресторан. Я гарантирую, что сделаю из вас звезду. Запомните этот момент. Вы мне верите?
Может быть, все звучало и не столь романтично, но за смысл - ручаюсь. В ресторан этот мы через год не пошли. Пробку я храню до сих пор.
ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС
Вот что меня удивило - стремительность. В принятии решений, в осуществлении проектов. Россия очень изменилась за то время, что меня не было здесь. Все стало проще, это было незнакомо, но не пугало.
В день приезда Парфенов сразу же отвел меня к Добродееву, который меня совершенно очаровал. Потом - к Малашенко, который оказался столь же обаятельным. Чем он меня потряс? Ну, я же думала - мы идем к большим начальникам. Я примерно представляла себе советских начальников - за неприступным столом, с солидными манерами чрезвычайно занятого человека, отрывающего себя для беседы с кем-либо от столь важных государственных дел, что собеседнику просто должно быть стыдно за собственное появление в высоком кабинете. В общем, нечто среднее между Огурцовым из "Карнавальной ночи" и господом Богом в разгар Творения.
А тут - молодой, разговорчивый человек, диссертацию чуть ли не по "Фаусту" защищал. Притом, разговаривая со мной, он играл в напольный гольф. В момент нашего разговора позвонил Гусинский:
- Что делаете?
- Мы тут с Хангой разговариваем.
- А ну, идите все сюда.
Я даже испугаться не успела - пошли к Гусинскому. Тот сказал:
- Лена, ну что вы торгуетесь?
- Понимаете, я хочу жить в Нью-Йорке.
- Ну что делать, раз хотите - будете жить в Нью-Йорке, летать в Москву на съемки.
В общем, в один день все было улажено: обговорено, решено и подписано. И вот тогда, когда практически дело было сделано, пришло время для главного: я была убеждена, что в России делать передачу о сексе - невозможно. Просто нереально говорить об этом.
Почему? Пожалуйста, объясню.
Во-первых, я слишком хорошо помнила наши первые телемосты, и тот знаменитый, где женщина сказала, что в СССР секса нет.
Во-вторых, я ориентировалась на всех подруг своего возраста. Я понимала, что я не то что в экран телевизора про это не скажу - я маме своей не расскажу. С подругами я могла быть достаточно близка, но когда дело доходило до самого интимного, я никогда бы не спросила: как у тебя прошла ночь? Я спросила бы: все ли хорошо? То есть задала бы по сути тот же вопрос, но оставила бы подруге возможность перевести разговор в иные сферы.
Кстати, я и сейчас не стану делиться интимными подробностями или выспрашивать о них собеседника. Но теперь я понимаю, как подчас это нужно некоторым людям. Многим людям. Для которых узнать что-либо об интимном или рассказать о своих проблемах - вопрос жизни и смерти.