Выбрать главу

В-третьих, я пропустила семь лет России, пока была в Америке. Я не знала, как изменилась страна, а она очень изменилась. Это был 96 год. Это просто была другая страна.

Но Леня сказал совершенно гениальные слова. Он сказал:

- Лена! Вчера было рано, а завтра будет поздно. Если делать такую передачу, ее надо делать именно сейчас.

Опять возникает вопрос: почему? Потому что, как объяснил мне Парфенов, рынок на тот момент был полностью завален эротикой и порнографией - всем и везде, начиная от кассет и книг и заканчивая рекламой. Абсолютно везде. Этим сейчас никого не удивить, это уже, пожалуй, поднадоело. А поговорить? А извечное российское поговорить? В этом "поговорить" хранился залог успеха.

Конечно, грань между эротикой и порнографией очень тонка. В передаче "Про это" юрист специально следит, что можно показывать, а что нельзя. Мы как на минном поле - все время надо отслеживать, чтобы нас не подловили, не могли обвинить в пропаганде порнографии.

У меня свои представления, что можно показывать, а что - нельзя. Я считаю, что эротика это то, что красиво. Мои впечатления, конечно, субъективны, поэтому я часто спорила с шеф-редактором А.Лошаком. Они мне говорят: законом это разрешается. Но ведь внутренне разрешено не все то, что разрешено законом. Для меня то, что красиво, эстетично - это можно показывать. Ну почему белая обнаженная женщина - это порнография, а черная - это экзотика, эротика? Никогда не пойму.

Но вернемся к нашему разговору с Леонидом Парфеновым. Леня стал меня убеждать, что про секс нужно говорить, что люди хотят говорить про это. Самое сложное - найти язык. Говорить про секс нормально. Потому как у нас, в России, про плотскую любовь говорили или языком улицы, что омерзительно, или, напротив, строфой Пушкина, что не совсем, точнее, совсем не современно. Существует еще и медицинская терминология. Но это вообще непонятно, о чем речь, какие-то пестики-тычинки, все так засушено, что даже целоваться не захочется. А вот так нормально, как мы говорим об этом на кухне, с друзьями...

- Лена, ну вы же говорите об этом с подругами? - спросил Леня.

- Нет.

- Но как же?

Я глупо улыбалась, пожимала плечами, хихикала.

- Вот домашнее задание: как вы назовете этот процесс? Только не "трахаться", - предупредил он, увидев, что я раскрыла рот, собираясь назвать именно этот всенародный термин. - Придумайте синонимы. Вы же образованная женщина, университет заканчивали.

- Даже не знаю, я буду краснеть, стесняться.

Он поставил камеру:

- Давайте говорить на эту тему. Ну что вы покраснели? Если уж вы стесняетесь, то зрители сразу решат, что речь идет о чем-то неприличном. Но если это нормальное на ваш взгляд явление - что ж здесь неприличного? Надо только выражаться, так сказать, культурно.

Вот так он меня тренировал. Мне многое пришлось в себе ломать, потому как я никак не могла поверить, что такое может быть, что такое можно говорить. Признаюсь, было страшно.

Мне повезло, что меня познакомили с Таней Фониной, одной из родоначальниц советских ток-шоу, она начинала их делать вместе с Листьевым. Такая талантливая, сильная женщина, она требовала, чтобы я была более агрессивной. Она меня все время толкала, провоцировала. Таня говорила:

- Лена, если это естественно, об этом можно и нужно говорить. А вот из-за таких, как ты, которые всего боятся и стесняются, у нас извращенцы и появляются. Мол, это нельзя, то нельзя, а сами все подсматривают и все делают! А это должно быть прозрачно!

Так вот они вдвоем меня и ломали, обрабатывали. Таня - вообще действовала как "внутренний голос". У меня ведь на передаче закреплен наушник так, что редактор мне на ухо рекомендует, что и как говорить. Были вещи, которые я даже вымолвить не могла, а наушник мне:

- Скажи это! Вот сейчас, скажи!

На первой передаче я так боялась, что мне все время на ухо говорили:

- У вас очень испуганный вид!

И я пыталась соответствовать. На передаче "Секс и перестройка" наша героиня, новая русская, рассказала, что у нее нет времени на все эти прелюдии, ухаживания, и она сама выбирает себе мужчин.

Я ее спрашиваю:

- А как вы это делаете, если вдруг мужчина не может? Вы же не изнасилуете его?

Героиня ответила просто:

- Я предпочитаю позу наездницы.

Я стала мучительно соображать, что это за поза, а Таня мне в наушник:

- Лена! Закройте рот! Страна не должна знать, что вы не знаете элементарную позу! Почему нельзя подготовиться и выучить хотя бы первых пятнадцать поз!

Пришлось пройти "сексуальную" выучку. И что так можно, и что этак, и что нормальные люди так тоже делают. Но все же окончательно я еще не согласилась. Я еще сомневалась. Объясню, почему.

Конечно, сейчас это может показаться наивным, но тогда все было серьезно: я боялась, что участие в такой передаче отразится на моей репутации. Еще когда я работала в "Московских новостях", у меня было прозвище "Крупская". Я не курила (и не курю), не ходила ни на какие пьянки и такая ходила вся затянутая-перетянутая, в строгих серых костюмчиках. Мой любимый стиль был английский.

Анализируя свое прошлое, я поняла, что у меня был комплекс, который мне внушила мама, - все мы переживаем комплексы своих родителей. Ведь я с детства была такой экзотический цветочек, и мама предупреждала:

- Тобой будут интересоваться мужчины. Не потому, что ты красива или некрасива, умна или глупа, а из-за любопытства: а как она ведет себя в постели?

Когда тебе прямо говорят "я тебе запрещаю" - это одно, с этим легко бороться. А когда из года в год идет постоянное внушение, то и возникает стремление так одеться, чтобы не привлекать внимания. Вот я и ходила в сером. Ну, или в коричневом.

И вдруг - ток-шоу про секс! Вся жизнь переворачивается! Я ведь привыкла считать, что я, мол, не такая, что я на такие темы не говорю... Да ведь я в жизни ни разу не осталась ночевать где-нибудь на даче. В одиннадцать часов вещички собираю и уезжаю. А чтобы говорить о сексе, да ярко одеться - этого и в помине не было.

Пошла я к Анне Владимировне - ее слово для меня закон еще с детства. Пришла и говорю (слеза в голосе):

- Анна Владимировна! Вы меня знаете. Я - девушка из бедной, но благородной семьи. Как же я буду такие вещи говорить! Это же просто неприлично.

Анна Владимировна мне и ответила:

- Лена, все зависит от того, как ты скажешь. Можно опошлить самую приличную тему, а можно и самую провокационную тему сделать интеллигентно и просто. Не волнуйся, все у тебя получится.

А вот большинство моих друзей отнеслись к этому проекту, точнее, к моей роли ведущей, отрицательно. Моя подруга Лена Веселая, тогда - заместитель главного редактора в "Московских новостях", была категорически против:

- Лена, зачем тебе нужны эти стереотипы? Ты ж сама знаешь, что про черных говорят, зачем это подтверждать? А потом, ты же провоцируешь публику. Хорошо, если на улице люди будут тебя воспринимать адекватно. Ну а если какой сума-сшедший попадется? Тебе ж проходу не дадут, с тобой будет ассоциироваться вседозволенность.

И в таком же аспекте высказались и остальные друзья. Лишь одна подруга, глубоко верующий человек, у которой пятеро детей, сказала:

- Лена, ты смотри в камеру и представляй, что разговариваешь со мной.

И после этого мне так спокойно стало, так легко. Вот смотрю в эту черную дыру, и не миллионы зрителей говорят мне: "Фу, как не стыдно! Бесстыжие твои глаза!", нет. Я беседую со Светой.

Мама моя - молодец, правильно отреагировала. Ведь я сначала скрывала от нее, говорила - просто "развлекательная передача". Мама живет в Чикаго, она профессор университета. Она была на Гавайских островах и позвонила в день съемки:

- Бэби! Как же так! Я только что узнала!

Я так испугалась:

- И что? - Почему-то я была уверена, что услышу: "Как ты можешь!" или "Разве я тебя так воспитывала?", но она сказала: