Выбрать главу

И для меня, и для моей матери воспоминания о молодых годах моего деда стали бесценными сокровищами. И чем больше я узнавала об этом времени, тем больше удивлялась сходству жизни моего деда и российских революционеров начала века.

Как и многие российские радикалы, он вышел не из низов общества, а из семьи среднего класса. Цвет кожи обострил его чувство справедливости. Российские евреи, которых было много среди революционеров, подвергались точно такой же дис-криминации, что и негры в Америке. Помимо истории с поджогом "большого дома", Голдены рассказывали о том, как белый мужчина изнасиловал одну из сестер, и об угрозе суда Линча над одним из братьев, на которого обратила внимание белая женщина. Несмотря на все свои достижения, Голдены оставались изгоями и заложниками общества расового неравенства. Так что не удивительно, что хотя бы у одного из членов этой семьи появилось желание построить другое общество, в котором судьба человека не зависела бы от цвета кожи и толщины кошелька.

Первая мировая война вмешалась в устоявшуюся жизнь моего дедушки. Он получил повестку и прибыл на призывной пункт в Кларксдейле 31 марта 1918 года. После прохождения курса начальной военной подготовки его отправили в Европу. Армия Соединенных Штатов была тогда полностью сегрегированной, и 370 тысяч негров составляли 11 процентов от ее общей численности. Некоторые черные солдаты отличились во время боевых действий, девяносто вторая и девяносто третья пехотные дивизии сражались вместе с французскими войсками, которые, в отличие от американцев, не возражали против того, чтобы черные воевали бок о бок с ними, и были награждены французскими боевыми наградами. Но большинство черных солдат работали в тылу: разгружали транспортные корабли во французских портах, служили поварами и санитарами. Вот и мой дед был поваром и официантом.

Моя мать думает, что служба во Франции оказала сильное влияние на мировоззрение деда. Узнала она об участии Оливера Голдена в Первой мировой войне вскоре после его смерти в 1940 году.

"Когда мои родители прибыли в Советский Союз, они поселились в маленькой деревне около сельскохозяйственной станции. Мой дед обожал готовить, он всегда использовал местные продукты, поэтому стал ловить лягушек и готовить их на французский манер. Предлагал гостям этот деликатес, наблюдал, как они с жадностью опустошают тарелки, а потом наслаждался ужасом, появлявшимся на их лицах, когда узнавали, что именно ели. После того, как Берта и Оливер переехали в город, крестьяне, которые ценили шутку, сдружились с этим странным черным американцем, совсем не говорившим на узбекском, а по-русски - с сильным миссисипским акцентом. Приезжая в Ташкент, они обязательно привозили живых лягушек, чтобы он потчевал ими городских гостей".

Моя шестилетняя мать узнала о французском происхождении этого блюда, когда крестьяне, не знавшие, что ее отец умер, привезли новую порцию лягушек вскоре после его смерти. Они очень удивились, когда моя бабушка разрыдалась и сказала, чтобы они их выкинули.

Мать была историком и имела все основания полагать, что Франция дала Оливеру не только рецепт приготовления лягушачьих лапок.

"Он достаточно свободно говорил по-французски, это поражало многих нью-йоркских подруг моей матери, так что в свободное от службы время он наверняка много общался с французами. В те времена французы относились к черным совсем не так, как американцы. Черный американский солдат мог ехать в одном вагоне, входить в один ресторан с белыми людьми. Для черного, выросшего в Миссисипи, это казалось чудом. Французы показали ему, что есть другой способ соседства черных и белых, отличный от американского. Некоторым американским солдатам понравилось, что их воспринимают, как равных, и после окончания войны они не вернулись в Америку. Женились на француженках и остались".

Во время войны в жизни моего деда произошло еще одно важное событие: в своей части он подружился с Джеймсом Фордом, позднее одним из основателей Коммунистической партии США, который в тридцатых годах дважды выдвигался в вице-президенты от Коммунистической партии (вместе с Вильямом Фостером и Эрлом Браудером). Ирония судьбы - первые уроки коммунизма мой дед получил в американской армии.

Демобилизовавшись, дед в 1920 году приехал в Чикаго. Многие его родственники поселились здесь перед Первой мировой войной. Но в Чикаго он смог устроиться только официантом в вагон-ресторан.

Работа официантом его не устраивала, но он уже женился на очаровательной негритянке Бесси (почему-то все называли ее Джоан), а для главы семьи любая работа была лучше, чем отсутствие таковой. Потом он говорил кому-то из американцев, также ставшему советским студентом, что желание вырваться из этого вагона-ресторана сыграло важную роль в его решении принять предложение уехать учиться в Москву.

Я все-таки подозреваю, что для принятия этого решения у деда были более веские причины. С военной службы он пришел зрелым мужчиной тридцати трех лет от роду и, должно быть, неодно-кратно беседовал о коммунизме со своим другом Фордом. С момента основания (1919 г.) в Чикаго Коммунистическая партия США, получавшая активную поддержку Москвы, прилагала большие усилия для того, чтобы заинтересовать черных своей программой. Оливер как-то сказал бабушке, что первым белым американцем, который пожал ему руку как равный - равному, был коммунист. Все это, а также тяга моего дедушки к путешествиям и авантюрам и привели его к решению увидеть жизнь "красных" в Москве.

Дедушка учился в особом университете, учрежденном партией для этнических меньшинств, проживавших как на территории бывшей царской империи, так и за ее пределами. Назывался он Красным университетом тружеников Востока (КУТВ), и учились в нем выходцы из многих колониальных империй вместе с представителями народов, населявших необъятные просторы Советского государства. Черные американцы также относились к числу угнетенных, с учетом того, что в американском обществе они считались людьми второго сорта.

Истинной целью КУТВ являлась подготовка убежденных борцов за коммунизм, которые, вернувшись в родные страны, подняли бы борьбу за их освобождение от гнета капитализма и установление коммунистического строя. Однако многие выпускники университета попали в ГУЛАГ после начала больших чисток.

В Москве мой дед пережил личную трагедию. Его вторая жена, Джейн, умерла от болезни почек. Джейн (как в то время и дед) не была членом коммунистической партии. После ее смерти дед продолжал учебу до 1927 года, после чего вернулся в Соединенные Штаты. В конце двадцатых он распространял коммунистические идеи среди рабочих сталелитейных заводов Питтсбурга, но быстро понял, что не вписывается в бюрократическую структуру партии.

Все люди, знавшие деда, в один голос утверждали, что он всегда шел своим путем. Я понимаю, с каким трудом ему удавалось приспосабливаться к "партийной дисциплине". Его коньком был не коллективный разум, а индивидуальная инициатива, которую он и продемонстрировал в полной мере, предложив в 1931 году организовать группу черных специалистов-аграриев для поездки в Советский Союз.

Коммунистическая партия Соединенных Штатов, которая с самого начала формировалась, как очень жесткая структура, далеко не во всем устраивала моего дедушку, но в том, что он был убежденным марксистом, сомнений у меня нет. Это дитя Миссисипи, человек, отец которого в конце концов потерял политую собственным потом землю, не мог не верить в возможность построения общества, где вся собственность будет общей, где не будет ни богатых, ни бедных.

Эта же философия очень приглянулась и Берте Байлек, дочери варшавского раввина, поэтому она приняла активное участие в деятельности той части профсоюзного движении, которая контролировалась левыми. Случилось это всего через несколько лет после того, как она прибыла из Европы на Эллис-Айленд, чтобы попасть в бурлящий энергией, полный надежд эмигрантский еврейский Нью-Йорк.

БАБУШКА БЕРТА

Даже сегодня Большой зал на Эллис-Айленд* производит впечатление. Когда, следуя путем, пройденным моей бабушкой, я вошла в этот зал, теперь уже часть музейного комплекса, одна мысль не выходила у меня из головы: как же она любила моего отца, если согласилась вернуться в Европу, не проведя в Америке и десяти лет, стать эмигранткой в еще одной неведомой ей стране!