Крим. Вы хотите сказать — дело Бартона.
Горман. Дело Картона, мистер Крим, сексуального маньяка, в суде ассизов.
Крим. Это не он, он не в суде ассизов, мой мальчик не там, вовсе нет, он в суде графства, вы хотели сказать судья… судья… как же его… Тот, что председательствовал в деле Бартона.
Горман. А я думал, что это он.
Крим. Конечно нет, говорю же вам, мой мальчик — в суде графства, а не в суде ассизов, да, в суде графства.
Горман. Ох, ну знаете ли, суд графства или ассизов, для меня это всегда было китайской грамотой.
Крим. Ах, но разница-то большущая, великая разница, гражданское дело и уголовное, совсем другая история, как бы гражданское дело попало в «Жаворонка», я вас спрашиваю?
Горман. Вся эта судебная машина, знаете ли, я так в ней и не разобрался, а теперь и подавно — все это китайская грамота.
Крим. Вам в суде доводилось бывать?
Горман. Однажды, ну да, когда разводилась моя племянница, когда это было, тому лет тридцать, ну да, тридцать лет назад, я был страшно встревожен, скажу вам, бедная малышка развелась через два года супружеской жизни, моя сестра так и не пришла после этого в себя.
Крим. Разводы — чума общества, поверьте мне на слово, чума общества, спросите у моего мальчика, если мне не верите.
Горман. Ах, тут я с вами всей душой, чума общества, смотрите, куда это ведет, подумать только, у моей племянницы была девочка, которая и отца-то не знала.
Крим. Она алименты получала?
Горман. Ее поместили в школу-интернат и извели, пока она не стала как тень, вот вам штука.
Крим. Мать алименты получала?
Горман. К чертовой матери деньги. (Пауза.) Итак, ваш сын раздает разводы щедрым половником.
Крим. Как судья он вынужден это делать, как отца — это ранит его в сердце.
Горман. У него есть дети?
Крим. Ну, в известном смысле у него был ребенок, малыш Герберт, прожил четыре месяца, потом скончался, как же давно это было, как давно.
Горман. Ох, Боже ж мой, мистер Крим, Боже ж мой, а больше детей не было?
Рев двигателя.
Крим. А?
Горман. Других детей?
Крим. Я же говорил вам, что у меня есть внуки, дети дочерей, двух моих дочек. (Пауза.) Кстати о том типе, как его, о Бартоне, парне-маньяке, хорошенькое дело выставлять себя напоказ нагишом, да еще перед детишками, а ведь это могли быть наши детишки, Горман, наши собственные внучата.
Рев двигателя.
Горман. Как, должно быть, миссис Крим гордится тем, что она бабушка.
Крим. Миссис Крим вот уже двадцать лет, как в могиле, мистер Горман.
Горман. Ох, Господи, простите великодушно, сам не знаю, о чем болтаю, ну конечно, вы же говорили, что живете у мисс Дейзи.
Крим. У моей дочери Берты, мистер Горман, у моей дочери Берты, миссис Руперт Муди.
Горман. У дочери Берты, верно, значит, она вышла замуж за Муди, у них отличнейший гараж рядом со скотобойней.
Крим. Не за него, а за его брата, владельца питомника.
Горман. Прекрасная партия, Бог в помощь, а дети есть?
Рев двигателя.
Крим. А?
Горман. Дети.
Крим. Двое славных мальчишек, малыш Джонни, то есть, хочу сказать, Хьюберт, и другой, другой.
Горман. Да, но вот расскажите, дочь ваша, бедняжка, ее, значит, нет больше. (Пауза.) Сигарета, пока мы помним, попытаю-ка этого господина. (Приближаются шаги.) Прошу прощения за беспокойство, сэр, огоньку не найдется? (Шаги удаляются.) К молодым нынче не подойдешь, мистер Крим.
Крим. Малыш Хьюберт и тот, другой, другой, как же его звали. (Пауза.) Ну а как миссис Горман?
Горман. Потихоньку.
Крим. Счастливчик вы, дружище Горман, счастливчик, а миссис Горман, Бог мой, чудесная она женщина, ваша миссис Горман, просто красавица.
Горман. Красавица, все так, но, знаете ли, возраст. Мы пока здоровы, слава Богу, не жалуемся, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. (Пауза.) А знаете что, мистер Крим, вот было бы недурственно именно так и откинуться — за дружеской беседой солнечным утром.