Подобрал Барсук свою машину и ушел. Он шел и оглядывался на Зайца, а у Зайца уши горели так, как никогда еще не горели. Бросился Заяц на траву, заплакал. Обидел он своего лучшего друга. Выплакался Заяц, а утром чуть солнышко взошло на полянку выскочил, каждую травинку перевернул, нашел колесо! Прибежал Заяц к Барсуковой норе, сел и ждет, когда Барсук в школу пойдет. Вышел Барсук, увидел Зайца и глаза в сторону отвел.
— Барсук, Барсук! — закричал Заяц. — Ты прости меня, Барсук, никогда я так больше не буду! Вот колесо, вот отвертка, дай скорее я твою машину починю!
Протянул Барсук Зайцу машину. Заяц колесо прикрутил, на листочек плюнул, капот протер. Вот какая красота!
— Ничего, — сказал Барсук, — как новая. Давай вместе играть?
— Рррррррр, — заливалась гоночная зеленая машина и мчалась вдаль, мимо леса, мимо далеких синих гор, по крутым дорогам, а внизу далеко-далеко шумело и сердилось холодное яркое море. Летели Заяц с Барсуком под самыми облаками, то Заяц рулит, то Барсук, а на заднем сиденье спрятался в уголку старый плюшевый медведь.
Особенный слух
Заяц был послушный. Обычно. То есть он слушал, что ему говорили, но не всегда слышал. Такой у него был особенный слух. Например, он хорошо слышал, когда мама звала чай пить с булочками. Или когда папа его звал в футбол играть. А вот, когда его звали игрушки убирать, он не слышал. И про посуду не слышал, и про уроки тоже. Раз пять мама скажет про уроки или что купаться пора, а Заяц песни поет, машинки катает. Или устроит театр из старой коробки — в театре куклы кланяются, зрители хлопают, какие тут уроки, какое купанье!
Но вот как-то раз пришел Заяц на кухню с утра, огляделся. Ни папы, ни мамы, ни каши. Ни яичка, ни оладушка, ни молока, ничего нет!
— Мама, — закричал Заяц. Никто не ответил.
— Мама! — закричал Заяц погромче. Опять никто не ответил.
— МАМА! — завопил Заяц изо всех сил.
На кухню вышла заспанная мама.
— Ты чего шумишь? — спросила она.
— Как чего? — рассердился Заяц. — Я встал, а тут ни каши нету, ни молока.
Мама зевнула и поставила на стол тарелку с тыквенной кашей. А тыквенную кашу Заяц терпеть не мог.
— Мама, — завопил он снова, — ты же знаешь, что я тыквенную кашу не люблю. Давай манную, сейчас же! Ты что не слышишь что ли?
Мама еще раз зевнула и ушла.
Заяц очень удивился. Понюхал кашу.
— Папа! — заорал Заяц. Никого.
«Да что же это такое?» — сказал себе Заяц. «Ребенок голодный, а они даже не слышат. Кричу, кричу, а они не слышат!» Сел за стол и сьел кашу, забыл, что она тыквенная.
Собрался Заяц на улицу, взял мячик. Одному скучно, Барсук уехал.
— Папа, — позвал Заяц, но уже не так громко. — Папа, пойдем в футбол?
А папа газету читает и Зайца не слышит. Звал Заяц звал, так и дозвался. Вышел на поляну один, мячик попинал, сел на пенек и задумался. «Может они заболели?», — размышлял Заяц. — «Такие были хорошие родители.»
Вернулся Заяц домой, а мама ему говорит: — Иди, Заяц руки мыть.
Заяц со всех ног помчался, раз и готов. — Молодец, — говорит мама.
— Игрушки не забудь прибрать, — сказал папа. Зайц раз, раз, все машинки в ряд, все плюшевые медведи в ряд, конструктор в коробку, коробку в угол.
— Молодец, — говорит папа.
«Только бы поправились», — тревожился Заяц и следил за родителями.
— Пойдемте, папа и мама, на закат смотреть, — позвал Заяц и замер.
И они услышали! Надели шарфы, вышли на крыльцо смотреть на красный закат, грызть тыквенные семечки.
«Оказывается, если других слышать, то они тебя тоже слышат!» — догадался Заяц и вздохнул с облегчением. И с тех пор пропал у Зайца особенный слух, а остался только обыкновенный. Но Зайца это ничуть не огорчило.
Помнишь
Заяц сидел на корточках у крыльца и водил прутиком по песку. Сначала он нарисовал елку, а рядом с ней Барсука, потом нарисовал рядом с Барсуком себя, хихикнул стер Барсуку уши и нарисовал снова — побольше. Нарисовал корзину, а в ней грибы, удочку. В лесу стояла тишина, такая необыкновенная тишина, что Заяц опустил прутик и прислушался. Не слышно было стрекотания сорок, не шумели на ветру деревья, даже трава, по которой пробегали тихие волны, замерла. «Тишина какая», — удивился Заяц. Он почувствовал, что и внутри у него тоже стало тихо. Заяц присел на крыльцо и положил прутик на колени. На крыльцо вышел папа. Заяц прижал лапу к носу — и папа ничего не сказал, сел рядом с Зайцем, и они вместе стали слушать тишину. Стукнула вдали ветка, и тут же застрекотала белка где-то на дереве, затрещали птицы, кто-то пропел высоко в небе, полетело мимо облако, и кончилась тишина. Зайцы долго смотрели, как бежит поверх травы ветерок, как клонит травинки из стороны в сторону. Где-то рядом закричали — «Домой, домо-о-ой!»