Ветер срывает с деревьев несколько неторопливо кружащихся листьев. Один из них лениво опускается на дорожку передо мной. Я останавливаюсь, поднимаю листок, рассматриваю поверхность цвета жженой охры, провожу кончиком пальца по прожилкам. Несправедливо, что он приходит к смерти в расцвете своей красоты. Иногда я пытаюсь убедить себя, что Масуд не погиб, ведь тело нам не вернули. Может, он где-то прячется, или попал в плен, или даже благополучно пересек границу Ливана или Иордании. Впрочем, я понимаю, что шансов на то, что хотя бы одна из этих надежд сбудется, очень мало.
Я перехожу на шаг. Внезапно мне начинает казаться, что бег — самообман, просто способ избежать реальности, которая управляет моим существованием. Я кладу листок в карман джинсов. В небе прочерчивает белый след самолет. Я гадаю, куда он направляется, а потом спрашиваю себя: не приведет ли моя неприкаянность к тому, что я стану несчастной дочерью, несчастной сестрой Иссама, и не помешает ли она мне отыскать хоть какое-то удовлетворение в моем новом доме. Я помню маленьких птичек в клетках, которые наш пожилой сосед держал на стене своего сада; как он рыдал, когда выпускал их после первой волны бомбардировок. Что с ними сталось? Нашли они безопасное пристанище или до сих пор летают в небе, ища, где бы свить себе гнезда?
Я снова смотрю на реку, которая как будто всколыхнулась и превратилась в глубокий полноводный поток, точно очнувшись от сна; на деревья по ее берегам, которые качаются и шелестят под порывами ветра; и кажется, весь мир внезапно пришел в движение — движение, в котором должна участвовать и я. Поэтому я снова перехожу на бег, вспоминая слова Масуда и полагая, что это единственный известный мне способ осветить тьму.
Кэти
Я впервые вижу Мориса в обычной одежде. Вещи из «Маркс и Спенсер» придают ему весьма франтоватый вид. Да и остальных своих коллег по пробежкам я впервые вижу в нормальной одежде, если не считать Яны, которая регулярно приходит ко мне в библиотеку. У меня за кухонным столом собрались Морис, Брайан, Зофья, Элиза и Яна. Я заварила чай и выложила на блюдо покупное песочное печенье — надеюсь, они решат, что я испекла его сама. Помимо этого на столе куча буклетов, компьютерных распечаток и письменных принадлежностей, так что обстановка весьма деловая. Я с радостью вручаю руководство бухгалтеру Брайану, имеющему самый непосредственный опыт, хотя Морис, знающий окольные пути в местных органах власти и до сих пор располагающий хорошими связями, тоже может пригодиться. И, несмотря на обширность профильных познаний Брайана и Мориса, очевидно, что наилучший практический опыт создания малого предприятия — у Зофьи. Как видно, она изучила все нюансы, и хотя прожила здесь не так долго, отлично представляет, что происходит в городе.
Яна, само собой, нервничает, однако принимает от меня чашку чая и печенье, которое, как я подозреваю, слишком долго пролежало в моем буфете; когда я вспоминаю, что ее родители пекари, становится стыдно. Сначала Брайан чересчур медленно и обстоятельно разжевывает основы и предлагает возможные варианты, но как только Яна начинает задавать дельные вопросы, до него, кажется, доходит, что он говорит не с ребенком. Брайан готов помочь ее родителям составить бизнес-план, найти подходящего посредника, заполнить сложные заявления, а Морис возьмет на себя всю цифирь. Если говорить о цифрах, то очевидно, что он сбросил вес и ограничился одним печеньем, хотя это может свидетельствовать скорее о качестве печенья, чем о самодисциплине Мориса. Ему на грудь попало несколько крупинок сахара, и я едва удерживаюсь от того, чтобы стряхнуть их.
У Зофьи есть знакомые из ресторанной сферы, которых она может расспросить; а кроме того, она, кажется, знает, где можно дешево снять помещение. Мой вклад состоит в приготовлении чая. Когда я ставлю на стол очередной чайник со свежезаваренным чаем, Элиза рассуждает о возможности организовать краудфандинг через интернет, но, когда Яне растолковывают, в чем дело, она говорит, что ее отец никогда на это не согласится, он гордый человек и будет довольствоваться той благотворительной помощью, которую ему уже оказали. Мы пытаемся объяснить ей, что найдется много людей, которые захотят помочь, что это не совсем благотворительность, но Яна, кажется, укрепилась в своем мнении, и мы больше не настаиваем.