- Дальше… - учёный улыбнулся. – До полного провала в бездну ещё пять минут, я должен вам много сказать. Главное: вы должны спасти Нюшу.
- Кого?!
- Нюшу. Она очень страдает.
Учёный говорил эмоционально, усиливая жестами трагичность положения, в котором оказалась особа по имени Нюша. Причём по мере опьянения жесты учёного стали всё реже совпадать с его речью, так как сказанные слова растягивались, будто прорезиненные.
Соображалка Бродского частенько давала сбой, как говориться, зависала, но в данную минуту она сработала точно, будто часовой механизм. Любитель поднимать чужие кошельки уразумел окончательно и бесповоротно.
«Влип, как муха в липучку».
Во-первых, как утверждал учёный, эта Нюша была страстно влюблена. Во-вторых, ждала ребёнка. И, в-третьих, эта самая Нюша, если верить учёному - женщина тонких чувств - совсем недавно была мужчиной с обыкновенным именем Константин, но из-за фанатизма к поэзии Бродского И. А. сменила пол.
«Я-то здесь причём?» - резонно спрашивал себя Александр Бродский.
«Если ей не помочь, она может наложить на себя руки, - убеждения учёного витали в воздухе. – Из всей толпы только вы подняли кошелёк. Поэтому и спасать вам».
«Но я не хочу!» - резонно отнекивался Бродский.
«Но хотя бы попытайтесь вернуть её, вернее его в науку, - учёного-ядерщика прошибла слеза. – Эта Нюша мой двоюродный брат Константин. Учёный от бога».
Выйдя в коридор, Бродский ещё раз взглянул на адрес загадочной Нюши, всунутый в руки настырным учёным, который в конце своей пятиминутки, как и обещал, отключился, не дав Бродскому вставить последнюю аргументированную реплику, которая крутилась на кончике языка.
- Вы позволите пройти?
- Да. – Бродский поднял глаза и увидел перед собой невысокую, полную женщину. – Пожалуйста.
Женщина оказалась соседкой учёного-ядерщика.
- Скажите: этот Филипп Робертович Вишнявский он?.. - Бродский не успел сформулировать вопрос.
- Нет! – воскликнула женщина. – Больше ни слова не скажу здесь. Вызывайте официально, по повестке. Меня уже муж начал подозревать. Говорит: я работаю, а ты здесь с мужиками прохлаждаешься. Я ему говорю: это из милиции. А он: ещё раз увижу - убью.
- Я только хотел… - Бродский виновато улыбнулся.
- Нет!! – восстала женщина и для убедительности отказа хлопнула за собою дверь.
Бродский любил детективные истории, иногда, от нечего делать, мог увлечься простецким женским детективом. Но сейчас ощутив за собой слежку, он осознал, что из стороннего наблюдателя превратился в объект повышенного внимания, потому что его вели сразу несколько агентов спецслужб, похожие друг на друга, как две капли воды. Причем вели тем маршрутом, где пунктом прибытия значился Нюшин адрес. Идя к Нюше, Бродский чувствовал себя почти молодцом, потому что его законопослушность не вызывала сомнения. Он ни разу не привлекался, не штрафовался, не судился, не крестился, то есть имел незамаранное имя, к которому прилагалась идеальная характеристика.
«В крайнем случая напишу явку с повинной, - размышлял Бродский, звоня в дверь к загадочной Нюше.
Бродскому не открыли, поэтому он позвонил ещё раз. Опять ноль внимания. Тогда для сверки он достал точный адрес. Всё совпало, как в гидрометцентре, правда, в конце следовала приписка. «Звонить: два длинных, один короткий».
«Тире, тире, точка», - вхожу в роль шпиона догадался он и ничуточки этому не удивился.
Дверь неуверенно приоткрылась, и в проём выглянуло испуганное женское личико. Оценив Бродского на твёрдую четвёрку (по пятибалльному счёту) женщина спросила:
- Вы кто такой?
- Я Бродский Александр Викторович. Пришёл по поручению Филиппа Робертовича Вишнявского. Мне нужна Нюша.
- Можете пройти, - разрешила женщина. – Стойте! Вытрите обувь.
Войдя в просторную прихожую, до Бродского долетел весёлый гомон, возможно в гостиной что-то праздновали.
- Скажите: Бродский Иосиф Александрович вам случайно не родственник? – спросила женщина.
- Что? А-а-а, по-моему, нет. – Непрошеный гость чуть приподнял плечи. - Если только очень дальний…
- Учтите в этом доме поэт Бродский гуру. Так что если хотите вписаться без трений, не вздумайте принижать его значения. – Женщина посмотрела взглядом учительницы. – И никаких панибратских отношений. Нюша для вас, Анна Сергеевна Вишнявская. Ясно?
- Да, да. Конечно, - почувствовав себя снова студентом, Бродский кивнул.
- Ванная комната, вторая дверь слева. – Женщине, безусловно, любила руководить. - Мойте руки и к столу.
Появление нового гостя застолица встретила как своего хорошего знакомого, который за своё опоздание обязан был, естественно, выпить. Причём принять на грудь требовалось непременно штрафную дозу.
- У Анны Сергеевны сегодня день ангела. – Народное многоголосие было неумолимо. – Пейте! Пейте до дна. Нет, нет. До дна.
Выпив залпом Бродский сел, чтоб не привлекать внимание к своей персоне, к тому же нужно было закусить. Рядом сосед начал на распев читать какие-то стихи. Окинув взором застолицу, Бродский, естественно, присматривался к женской половине, в надежде угадать загадочную Анну Сергеевну. Если раньше она относилась к сильному полу, то должны же остаться, хоть какие-то мужские признаки, например, мускулистость. Но дамы, несмотря на разницу в возрасте, выглядели миловидно, а одна из женщин Бродскому просто нравилась. Его взгляд всё чаще задерживался на ней; секундная увлеченность складывалась во что-то большее: пьянящая влюблённость возносилась принятыми внутрь градусами алкоголя. Бродский заметил, что и она оказывает ему знаки внимания. Причём, как оказалось, вначале - они смотрели друг на друга по очереди – Бродский бросит взгляд, затем дама бросит взгляд. Наконец, их взгляды - наполненные первобытным чувством Адама и Евы – встретились и застыли, как оказалось ненадолго.
- Ваша очередь… - Бродского подтолкнул в бок, сидящий рядом мужчина. – Читайте.
- А-а-а? – Бродский пришёл в себя. – Что?
- Батенька, вы что там, спите?! – мужчина, сидящий во главе стола с замашками хозяина, повысил голос. – Читайте стихи!
- Зачем? – Бродский заметил, что его язык не успевает за мыслью. – Кого?! Стихи…
- Бродского!!
- А-а-а, Бродского?! Этого неудачника, который мне сам говорил, что семьдесят процентов своих… его… стихов он считал… так себе. Случайное попадание в рифму и всё такое… потом мне он никогда не нравился.
- Да как вы смеете?! – возмутилась дама, которая открывала Бродскому дверь.
- Смею! – издевался непрошеный гость. – Я его это… дальний родственник.
- Кто это?!! – хозяин навёл на Бродского угрожающий перст. – Кто сюда пустил этого варвара?! Вон отсюда!! Скрутите его… и вон!!
- Кто я? Я Бродский! - признался вконец опьяненный Бродский. – А-а-а, мне нужна Нюша.
- Ёонас, остановись! – вступилась за гостя дама, с которой непрошеный Бродский чувственно переглядывался. – Я не допущу, чтобы в моём доме так обращались с человеком.
- Анна!! – бушевал хозяин. - Этот плебей оскорбил великого поэта Бродского!
Гостя скрутили и потащили к выходу.
- Вы Анна?! – кричал напоследок непонятый гость. – Красавица! Нюша-а-а…
Выход гостя на исходную позицию сопровождался толчеёй, причём перед тем как оказаться за дверью, Бродский получил два пинка с размаху, один толчок исподтишка и три смачных подзатыльника, которые всегда кажутся унизительными, так как нет возможности ответить.
Оказавшись на улице, Бродский дышал полной грудью. Ветер, словно из пульверизатора, впрыскивал прохладу местами моросящего дождя.
«Ещё минутку вот так постою, - размышлял он. – Затем соберусь с мыслями».
Запах сигаретного дыма ударил в нос, и Бродский ощутил напряжение.
- Бродский Александр Викторович? – спросил кто-то.
Бродский промолчал.
- Пойдёмте, вас ждут.
Он пошёл следом за крепким и высоким человеком, который по манерам поведения, безусловно, относился к коллективу наружных наблюдателей. Примерно в двадцати шагах от Нюшиного подъезда стоял тонированный микроавтобус с открытой дверью. Бродскому ничего не оставалось, как шагнуть в неизвестность.