— Анечка, что случилось?
— Я боюсь …
— Чего ты боишься? Спи. Ложись на бочок … Тебе просто что-то приснилось.
— Да, я боюсь. Я не буду спать. Она правда приходила.
— Расскажи мне, что тебе приснилось. Кто приходил?
— Она … охламон!
— Какой охламон? Злой дядя?
— Нет, это была тетя. Охламон.
— Спи, Анечка. Больше она не придет.
— Придет. Она меня на лопату сажала, и хотела сунуть в печь …
— Ань, перестань. Нет тут никого. У тебя же лампа горит. Видишь, нет ее …
Аня крепко ухватила Лиду на шею и буквально повисла на ней, ни за что не решаясь ее отпустить. Лида принесла Аню в кровать и положив рядом с Олегом, собралась все-таки спуститься на кухню.
— Ты куда? Не уходи.
— Анечка, ты же с Олегом. Он тебя ей не отдаст.
Когда Лида вернулась в спальню, Аня крепко спала, уткнувшись носом Олегу в спину. Утром, когда он переносил ее в постель, она так и не проснулась, а потом ничего не помнила. Лида с Олегом настолько привязались к ребенку, что мысль, что с ней скоро придется расстаться, казалась им обоим невыносимой. Маленькая, смышленая, девчонка, с невесомым детским телом, воспринималась совершенно своим ребенком. Она буквально на глазах делалась все младше, не замечать этого было невозможно, и от такого быстрого регресса, у всех щемило сердце. Скоро все будет кончено и Аня навсегда от них уйдет.
Олег брал своих девочек после работы ненадолго погулять, и Аню приходилось катить на коляске. Она важно сидела и смотрела вокруг. На детской площадке он аккуратно сажал Аню на качели и они с Никой ее несильно раскачивали. Она должна была обязательно Олега видеть, не видя его или Нику, она начинала хныкать, в полной уверенности, что ее бросили. Олег брал ее на руки и утешал. Олег и Лида были теперь для Ани самыми «своими». На остальных она смотрела немного настороженно, и только потом улыбалась и соглашалась играть и брать себя на руки. Феликс исполнял перед ней весь свой старый арсенал с «ладушками и козой». Лида пела ей песенки, а Олег с Лешей были специалистами по подбрасыванию и кружению. Леша особенно старался, и тогда Катя ему кричала «Осторожно … она же маленькая».
Новый 17-ый год справили тихо. Аня в празднике уже никак не участвовала, она неуклонно превращалась в младенца. Пускала пузыри, совала в рот ледяные из холодильника резиновые игрушки, ее ноги и руки никогда не находились в покое, они непроизвольно, хаотично вздрагивали и подергивались. Ника внезапно совершенно перестала ревновать Аню к родителям, наоборот, она, считая ее своей и только своей, не разрешала Яше с Линой лишний раз Анечку потрогать. Дети норовили ее таскать, и взрослые боялись, что они Аню уронят. Она становилась для них игрушкой, и девочкам очень хотелось ее кормить и переодевать. Лина сноровисто совала Ане в рот ложку с овощными пюре, Ника вытирала салфеткой ее замызганный рот, и только Яша быстро потерял к девочке интерес. Ему не удавалось придумать, что с ней делать. Пару раз он бросал ей мяч, мяч Аню толкал, она валилась и Яшу ругали.
Маленький ребенок совершенно заполонил Лидин дом. Везде валялись игрушки, одежда, лежала открытая пачка подгузников, к столу был приставлен высокий стул. Теперь Лида полностью подчиняла свое расписание детским кормлениям и сну. Сейчас Аня уже не могла ходить, но еще пару недель назад она передвигалась на толстых маленьких ножках, мягко падала на попу и Лида ее машинально подбирала, никогда, боковым зрением не выпуская ребенка из виду. Ползала Аня плохо и совсем недолго. То-есть быстро и правильно ползать она не научилась, просто не хватило времени. Обычно ребенок ползает все лучше и лучше, а Аня, наоборот, через несколько дней совсем разучилась это делать. Она подолгу лежала на спине, уставала и начинала хныкать. Перевернуться на живот у нее не получалось.
Зима заканчивалась. Все собрались у Лиды за столом. Из монитора доносилось кряхтение: Аня просыпалась, Лида пошла за ней и принесла маленькое упитанное тело, по хозяйски приткнувшееся к ее груди. Кате тоже хотелось Анечку подержать:
— Дай мне ее. Я подержу, а ты ешь спокойно.
— Бери. Она сейчас начнет плакать. Ее надо кормить.
— Не начнет. Да, Анечка? Не начнешь? — Катя разговаривала с младенцем, органично вступая в роль матери грудного ребенка. Аня засовывала в рот пальцы.
— Дайте ей соску. Что она у вас руки сосет? — Феликс по старинке считал, что руки грязные.