— Даже не знаю, что вам пока сказать. Матка слегка увеличена, стенки влагалища без изменений, шейка выглядит здоровой, гладкой, без видимых эрозий. На придатках и на яичниках не нащупывается подозрительных бугров, т. е. ничего, напоминающего новообразования. Я взяла мазок на цитологическое исследование.
— Да, спасибо, доктор. Но мое кровотечение … как вы его объясните?
— Анна, я пока не могу делать никаких выводов. Мы с вами обе понимаем, что это не совсем нормально для женщины вашего возраста. По-этому … мы проведем все диагностические исследования. Вот вам направление на ультразвук и кровь … Вам позвонят и назначат время. Как только результаты будут известны, вас известят. Не беспокойтесь, мы вас полечим …
— Ну да … полечите, знать бы еще от чего. Ничего докторша ей не сказала.
Аня распрощалась и вышла к Феликсу. Он встал со стула и крепко сжал ее руку:
— Ну, Ань …? Говори. Я извелся.
— Фель … ничего она не сказала …
— Как это не сказала? Вообще ничего не увидела?
— Нет, не увидела… может не хотела мне говорить, расстраивать?
— Да плевала она на «расстраивать». Что назначила? Ультразвук? Что еще? К онкологу послала?
— Да, ультразвук, кровь … про онколога и речи не было.
— Ань, ну что же ты не попросила тебя направить. Что ждать? Она что не понимает, что тут все дело во времени. Пойди еще раз к ней зайди, или давай я зайду … нам нужен онколог. Хорошо, ничего не надо. Я позвоню Олегу, он сам нам онколога найдет.
— Подожди, не надо ему звонить. Подождем … несколько дней ничего не решат.
Из рентгенологии позвонили назавтра утром. Долго и занудно учили, как надо готовиться к обследованию. Ничего специального, просто следует с утра много пить и не ходить в туалет. Мочевой пузырь растянется, все как-то особым образом сдвинется, чтобы было лучше видно. После завтрака писать хотелось нестерпимо и желание наконец сходить в туалет практически полностью вытеснило беспокойство. «Течка» почти прекратилась и это тоже было приятно. Хотя … Аня уже ничего не понимала. Она то отвлекалась от своих черных мыслей, то принималась думать о том, что придется все рассказать детям. Даже Сашке позвонить, хотя трудно было представить себе человека более далекого от женских болезней. Никто ничего не мог сделать, но … не сказать им было нельзя. Как это не сказать! Все придется обсуждать детально: что, чего, где … Какой-то кошмар. Потом операция, химия, или облучение, что там еще? А больше ничего.
Феликс с ней не пошел, ему уже невозможно было отпрашиваться с работы. Молодая женщина долго водила щупом по Аниному животу, смотрела на экран монитора, кое-где останавливалась, возвращалась, заставляла Аню менять позу, поворачиваться, иногда она нажимала на машине какие-то кнопки, видимо, делала снимки, Аня слышала легкий щелчок. Потом позвала доктора. Пришел молодой азиат и долго смотрел на все снова. Аня тоже выворачивала голову и разглядывала какие-то очертания на экране. Что было туда смотреть, все равно понять она ничего не могла. Доктор ушел. Наконец все закончилось, и Аня, на минуту забыв про туалет, не выдержала и спросила техника, что она там увидела. Так она и знала, что ничего спрашивать не стоило.
— Результат будет готов завтра. Вы его сможете получить у вашего доктора. Я не могу обсуждать результаты исследования с пациентами. Дежурная улыбка и все.
— Ну ясно. Вот стерва, уже, ведь, все видела. Да и доктор хорош. Знает же с подозрением на какой диагноз я пришла. Мог бы хоть что-то сказать. Наверное, если бы он ничего не увидел, сказал бы, что все хорошо. А так, он предоставит моему врачу сказать, что все не так уж «хорошо».
Аня с облегчением вышла из туалета и поехала домой. Феликс звонил и спрашивал, как дела, а откуда она знала, как дела. «Ладно, они нам утром позвонят, ты же знаешь, что они всегда быстро звонят … Все мы узнаем». «Вот именно узнаем… Действительно, скорее всего завтра ей позвонят и попросят прийти, и тогда …» Сегодня наверное был у них последний вечер, когда они еще ничего не знали, и могли сомневаться. Завтра это будет невозможно и начнется гонка на выживание, в которую они будут вовлечены. Гонка, которая известно, как закончится. Аня была уверена, что дети, все узнав, начнут ее утешать, говорить, что «это не приговор, а просто диагноз, что надо просто лечиться». Известно, что говорят в таких случаях. Самое главное слово было «просто». У нее «просто» рак!