Они погуляли по Джорджтауну и он проводил Аню до электрички. Два дня пролетели как романтическое путешествие. Они фотографировались, сидели в кафе, ездили на водопады, даже успели сходить в субботу вечером на концерт в Центр Джона Кеннеди. Вечером в воскресенье Саша улетел. Они попрощались просто, без слез, оба усталые и уже в мыслях о предстоящей неделе. Аня должна была явиться в Лаборатории к 9-ти утра.
Мысли о самоубийстве не оставили ее полностью, но после Сашиных слов она стала сомневаться в своем решении. Он был первым, который с ней поговорил о случившемся в таком ключе. Девочки и Феликс предпочитали молчать. Аня знала, что они просто не знают, что ей говорить, надеются на чудо. А еще она знала, что по-сути Сашка, как всегда хорошо устроился, он был большой теоретик … а вот ее семья в Портленде … они не могли позволить себе быть теоретиками. С ними двухдневное «романтическое путешествие» невозможно, с ними ей надо было жить, сколько ей там еще осталось.
С утра Аня явилась в Лаборатории в кабинет к доктору Колману, который встретил ее как старую знакомую. Свидание их продолжалось всего несколько минут, так как доктор Колман сказал, что он будет с ней каждый день обсуждать результаты исследований, но пока их нет, обсуждать нечего. Сегодня она должна пройти много тестов и завтра с утра он их ей представит и объяснит. Аню водили из кабинета в кабинет, брали кровь, заставляли сдавать анализ мочи, делали рентген, УЗИ, электрокардиограмму. Лаборанты и техники были молчаливы и эффективны, хотя особой любезностью, к которой она привыкала в поликлинике, сотрудники не утруждались. Тут было оборудование, в поликлинике ненужное и непредставимое: центрифуги, какие-то барокамеры, капсулы, тренажеры с проводами. Аня когда-то видела подобное в документальном фильме о подготовке космонавтов. Она устала, и процедуры уже совершенно не казались ей любопытными. Да это еще было что! Вот завтра ей следовало начинать прохождение всех без исключения специалистов, которые будут заказывать анализы по своему профилю. На следующее утро Аня снова увиделась с Колманом и у них состоялся примечательный разговор:
— Анна, у нас есть первые результаты самых общих анализов. Никаких патологий на сегодняшний день у вас не выявлено. Конкретные цифры позволяют нам судить о вашем вероятном возрасте. Метрический, календарный ваш возраст — 66 лет, а условный ретроспективный примерно — 26–28 лет.
Аня ничего не ответила. Ее мучил всего один вопрос: на сколько ее хватит? Как быстро все будет развиваться. Ее снова охватили мысли о свободном выборе все прервать, не ждать конца процесса. Но все-таки какие прогнозы? Почему он ей об этом ничего не говорит? Вчера она разговаривала с Феликсом и он умолял ее задать именно этот вопрос. Колман как будто подслушал ее мысли:
— Анна, ваше ретроспективное развитие идет довольно быстро и прервать его не в наших силах. Хотя у меня по-этому поводу есть предложение … Я прошу вас меня выслушать.
— Да, я вас слушаю, доктор Колеман.
— Сейчас вы, Анна, находитесь на пике своего репродуктивного здоровья. Вы сильная, здоровая женщина, ваш гормональный уровень более чем позволяет вам забеременеть, выносить и родить ребенка …
— Что вы имеете в виду? Как это родить? От кого? От Феликса? Я вас не понимаю.
— Ну, этот вопрос мы бы с вами обсудим. Ваш муж не самый подходящий донор спермы …
— Он — не донор спермы, он мой муж. У меня, как вам известно, трое детей. Зачем мне сейчас рожать ребенка? Это же дикость …
— Не такая уж дикость, Анна! Есть два серьезных резона почему вам может быть следовало бы это сделать. Подумайте.