Выбрать главу

Странный на самом деле интерес: чем этот юный девственник отличался от ее одноклассника на старой даче у подруги, когда она сама еще была школьницей. Или отличался? Проверить это можно было только одним способом: попробовать! Прошла примерно неделя с начала смены и Аня начала на Шуру смотреть. Просто останавливала на нем свой взгляд чуть дольше, чем было нужно. Их глаза встречались, он отводил их первым, а потом … вдруг не отвел, а тоже пристально взглянул на вожатую. Тут Аня в его глазах все и прочитала: да, ты то, что мне нужно. Не они, а … ты.

Наглый у Шурки был взгляд: смесь бахвальства с вседозволенностью, бесшабашности с желанием казаться опытней, чем он был, решимость «показать класс», признание ее превосходства, обещание молчать, хранить тайну … Однако, если бы Колос был просто наглый, Аня бы не прельстилась, скучно: не видала она наглых и глупых! Наряду с наглостью в нем была та самая первозданная незрелость, которая потом уже никогда не возвращается, неуверенность, что он все делает правильно, боязнь, что над ним посмеются. Гремучая привлекательная смесь.

Аня помнила острое удовольствие заговора, когда однажды в свой выходной, когда на отряде был подменный вожатый, она шепнула Шуре, что будет ждать его за задней калиткой, которая вела к лесу. Никто не заметил бы его отсутствия, в лагере показывали фильм, а она всем сказала, что уехала в город. Фильм начался сразу после ужина, уже только начинало темнеть, за калиткой никого, естественно, не было и они стали быстро удаляться вглубь леса. Быстро прошли по просеке, и вышли на берег небольшой мелкой речушки Воря. На берегу присели в высокую траву, потом легли на спину, запрокинув головы к темнеющему небу. Совсем рядом квакали лягушки, над водой летали стрекозы. Они лежали рядом и молчали. Не хотелось говорить какие-то необязательные пустяки.

Аня уж совсем собралась сказать Шурке, что им пора, тем более, что вокруг летали комары … но тут, она почувствовала, что он к ней придвинулся совсем близко, обнял ее и начал целовать. Аня не отодвинулась, от него приятно пахло травой, чистой кожей, недорогим лосьоном и сигаретами. Потом она почувствовала на своем теле его руки, которые мяли ей грудь и задирали майку. «Ну, понятно …, кто бы сомневался! А вы, девочки, вытрите сопли». Зачем Ане было нужно это глупое соперничество, она и сама не могла бы объяснить. Шура, разумеется, повелся, и на этом можно было бы поставить точку, но точку ставить Ане как раз и не хотелось, наоборот его руки ее раззадорили. Она рывком встала, отряхнула подол:

— Нет, так не пойдет. Не сейчас.

— А когда?

— Что когда?

— Ты поняла. Просто скажи, когда … и куда мне прийти. Я не хочу тебе неприятностей.

— Завтра … после отбоя. Когда все уснут. Я тебя здесь подожду. Здесь, не у калитки. Понял? Если встретишь кого-нибудь, скажешь, что просто вышел прийтись, что тебе не спится. Ты понял?

— Да, понял, понял. Не дурак. Я пойду, а ты … потом, минут через десять.

Шурка совершенно органично уже говорил ей «ты», и даже брался командовать. Что ж: начало неплохое. Аня выждала не десять, а двадцать минут и вернулась в корпус, когда ребята уже спали. Они потом много раз гуляли по лесу после отбоя. Жаркие июльские ночи дышали на них духотой. От реки поднималась сырость. Они брали с собой одеяло, и лежали на нем голые, сначала разгоряченные любовью, а потом когда им становилось зябко, они накрывались сверху простыней с синим лагерным клеймом.

Аня помнила, с какой готовностью, ни секунды не размышляя, Шурка сбросил с себя штаны вместе с трусами и майку. Его тело мелькнуло в лунном неясном свете, твердое, жилистое, узкое, но уже с рельефными широкими мышцами на плечах. Как быстро он научился ее любить. Удивительно быстро. Шурка безошибочно чувствовал, что ей нужно, и умел ей это дать. Способный парень, как с иронией думала о нем Аня, иронизируя не столько над ним, сколько над собой. На черта он был ей нужен? На безрыбье? Для «коллекции»? Сейчас Аня понимала, что она играла с Шуркой в игру, игра — это было все! Она играла в королеву, в которую влюблен паж. Он условия игры принимал, хотя тоже понимал, что это «маски», что ни она — не королева, ни он — не паж.

И все-таки им удалось сделать приключение романтичным, не только расцветить лагерную скуку, но и получить от самих себя максимум удовольствия. Он был хороший игрок, не стал удовлетворяться простым «трахом», даже учитывая, что в те времена, сам «трах» был для него неимоверно важен, и не гордостью от того, что он … «вожатую» смог … нет, не так все было просто. Они оба получали наслаждение от свежего хрустящего сена, которое сквозь тонкое одеяло кололо их тела и одуряюще пахло, от веточки земляники, которую он срывал и совал ей в рот спелые ягоды, от ярко-синих васильков, которые они раздвигали, проходя через ржаное поле, от горьковатого привкуса травинки, которую они грызли, лежа на лугу на мягкой «кашке» с белыми мелкими цветочками. Он плавал в тихие заводи и доставал ей кувшинки, которые она заколкой пришпиливала к волосам. Один раз они зашли в деревню и тетка вынесла им по кружке парного молока. Они смеялись, сами не зная от чего, и молоко оставалось у них на губах. Молоко им дали не от полноты чувств, а потому что Шурка помог хозяйке передвинуть сорокалитровую флягу.