Аня была рада вновь оказаться дома. Она подробно рассказывала Феликсу о Лабораториях, он знал по имени всех сотрудников, которые с ней работали. Аня не была в плохом настроении, говорила, что психолог ей помог, хотя и не могла объяснить как. Ничего определенного насчет перспектив они ей там не сказали. Каждый день она собиралась поговорить с мужем о предложении Колмана. Ну, как она могла Феликсу об этом сказать: родить ребенка казалось гротескным, хотя, разумеется, она вполне могла бы его родить. Технически она даже бы Феликсу ни с кем не изменила: донор и экстракорпоральное оплодотворение не вязались с «другим мужчиной». Наконец она решилась:
— Фель, они мне там предложили родить. Я, ведь, могу теперь родить.
— Зачем, Аня. Я не понимаю, зачем. У нас есть дети. Это им надо, нам — нет.
— Ну, это бы продлило мою жизнь с вами.
— На сколько?
— Ну, на сколько … никто не знает. Пока забеременею, пока выношу, пока буду кормить. Относительно надолго.
— А потом? Аня, мы с тобой немолодые люди. Ты, что, действительно считаешь, что мне сейчас по силам одному воспитывать ребенка. Это безумие, которое глупо даже обсуждать. Ты, что, сама не понимаешь?
— А не факт, что именно ты сможешь быть отцом ребенка.
— Что? У них уже есть «отец»? Ты мне, Аня, не все говоришь. Разве я такое заслужил?
— Да, погоди ты! Твоя сперма может оказаться совершенно пригодной. Но, если ее пригодность не 100 %, тогда они подберут донора … это техника.
— Да? Но даже, если это будет не мой ребенок, а только твой … моральная сторона вопроса для тебя уже не важна?
— Ребенок от такой матери драгоценен для исследований …
— Погоди. Тебя их исследования волнуют, или судьба ребенка? Я тебя не узнаю.
— С ребенком все будет хорошо. Его воспитают и он будет расти в нормальных условиях и любви…
— Может быть ты мне наконец скажешь, какой тебе от этого прок? Ну, кроме продления процесса. Это, Аня, серьезный резон, но не настолько. Я так считаю.
— Феликс, я знала, что ты не согласишься, но есть еще один резон, о котором ты должен знать. Речь идет об очень большой сумме денег.
— Только не говори мне о размере этой суммы. Мне неинтересно.
— Я уйду, а у тебя будут деньги и ты не будешь никогда зависеть от детей. Это важно. Хоть это я еще могу для тебя сделать. Рассматривай это … как мой вклад в твою дальнейшую жизнь. Я хочу и могу ее обеспечить.
— Нет, Аня.
— Ладно, я поняла. Нет — так нет. Больше я этого разговора не затею. Не беспокойся. Спасибо за честность.
Аня часто перезванивалась с Сашкой, он спрашивал, как дела, и когда она вернется в Лаборатории, он, дескать, опять постарается приехать. Сын удивлялся, что у нее совершенно обычный неизменившийся голос. По телефону им опять было не о чем разговаривать. Аня даже удивлялась, как по-другому они себя оба ощущали в Вашингтоне. Саша, как обычно обещал приехать с ней повидаться, но он вполне мог обещания не сдержать.
В сентябре Аня ходила во Дворец Спорта на показательные выступления фигуристов. Было четыре билета, девочки должны были туда идти с мужьями, оставив детей на Аню с Феликсом. Но, получилось по-другому. Катя собиралась освободиться на работе, но не смогла. У Лиды заболела Ника. Билеты можно было сдать, но ребятам хотелось сходить. Феликс вызвался остаться с Яшкой и Линой, а Аня пошла на стадион с зятьями, в первый раз в жизни у них создалась такая ситуация.
Погода была нежаркая, но солнечная. Аня надела широкий белый плащ, черную маленькую шляпку, на ноги короткие черные сапоги и выделялась в американской толпе. Не поймешь даже чем: то ли коротким плащом, то ли шляпкой. Рядом с ней сидели симпатичные молодые мужчины, очень разные и внешне и внутренне, но в то же время в чем-то важном схожие. Они смотрели представление, гуляли в фойе, болтали, смеялись, и Аня совершенно забыла, что это мужья дочерей и отцы ее внуков. Ну, не то, чтобы так уж «совершенно» забыла, она помнила, что она «бабушка» их детей и … теща. И однако, это знание было теоретическим. «Ну, теща … назови, как хочешь. Что это меняло?» Она просто не могла воспринимать их как раньше. Она видела широченные плечи Лешки, его чистую кожу, мышцы, бугрящиеся на предплечьях. Олег не производил атлетического впечатления. Но как на нем красиво и небрежно сидела одежда, какие у него были умные, пристальные, нахальные глаза. Как они чудесно провели время. Симпатичные парни, впрочем нет, они не были «парнями». Не тот возраст. Самый привлекательный для Ани мужской возраст: между 35–40 лет. Пик опыта, молодости, дерзости, сдержанной силы. Она чувствовала, что она сейчас выглядит моложе их и люди смотря на них гадают: что за странный треугольник, «l'amour à trois?» Кто она им? Почему пришла с двоими? Ане было приятно, что на них смотрят, особенно на нее. Лешка с Олегом вполне довольны, что она с ними пошла. Мысли о том, что с ней будет не омрачали вечера. «Будет …будет! Что будет, то будет! Надоело».