Аня прятала ото всех свои грустные мысли, держась за свой «ординар», в хорошие моменты справедливо себя уговаривая, что нельзя горевать раньше горя, что проблемы она будет решать по мере их поступления. Все ее моральные силы были на направлены на то, чтобы не «распускаться».
Как обычно без напряга, будучи внутренне готова к ограничениям, она стала резко меньше есть. Даже ее овсяная ежевечерняя каша без сахара стала состоять всего из одной ложки. Аня себя знала, ей даже не надо было делать особых усилий, чтобы не наедаться. За столом все могли есть торт, а она не ела. Торт или паштет оставались после гостей, Феликс приходил с работы и с удовольствием их доедал, Аня не прикасалась ни к чему, что она считала для себя вредным. Ненавистный тренажер, на котором она каждый день ходила по пол-часа, стал рутиной жизни. Обещаной радости после тренировок Аня не испытывала, но ходила все равно, пересиливая свое отвращение и скуку.
В конце марта в пятницу, Аня, как обычно не работала, и поборов свое желание сразу сесть за компьютер, отправилась в гараж, открыла ворота и встала на ленту тренажера. С улицы дул свежий ветерок, слабо шевелящий верхушки высоких елок. Аня посмотрела на ослепительно голубое, еще холодное небо, без единого облачка. Как редко она раньше смотрела на небо, как-то было недосуг. Перед домом никого не было. Люди были на работе, а крикливые соседские девочки — в школе. Было удивительно тихо, листья на деревьях еще не появились, но трава стала совершенно зеленой, летом такой не будет. Аня включила тренажер и лента «пошла», приходилось перебирать ногами, держась за раму перед собой. Обычных раздражающих мыслей о дурацком искусственном хождении, когда Аня напоминала себе «белку в колесе» в клетке, не было, наоборот, свежий прохладный воздух, тишина, одиночество казались приятными и желанными. Настроение можно было считать почти хорошим, но все-таки было это «почти». У Ани в голове билась мысль о сравнении ее прежней активной жизни с этим благолепием на тихой улочке, которую по ее старым представлениям, и улочкой-то нельзя было назвать.
Она раньше бегала по городу, поднимаясь по лестнице метро, бежала за автобусом и даже не замечала своего движения. За редчайшим исключением она никогда не гуляла, если куда-то направлялась, то по-делу, и по-этому самого процесса движения просто не замечала. Она двигалась к целе, а не для здоровья. Вот в чем была разница. Но разве она одна сейчас такая? Все сидящие целыми днями перед своими компьютерами, в машинах, в офисах люди, были вынуждены ходить в спортклубы для того, чтобы двигаться. Время тратилось на суррогатное, суетливое, самоцельное движение, и Аню это все-таки немного раздражало, хотя и меньше, чем обычно. Она надела наушники и протянув руку, включила Высоцкого, которого она когда-то, бог ты мой, знала, совершенно теперь немодного, почти забытого, невостребованного. Его хриплый, кричащий рубленые стихи, голос наполнил гараж. Он пел о «солдатах группы Центр», о каких-то комбатах войны, на которой он не был … Как все это не вязалось с благолепием маленькой тихой американской улицы. Тревожные, мощные, непричесанные слова, примитивный, но завораживающий, подчиняющий себе мотив. Анины ноги подстраивались к ритму, песню невозможно было не слушать. Насколько это была не попса: голос, манера, суть стихов, музыка! Не просто поющий человек со слухом, а актер, не слова, а стихи, не музыка, а какой-то набат … Напор, страсть, обнаженная правда жизни, выдуманная, но мощная реальность, которую для художника вовсе не обязательно прожить, достаточно просто себе представить и соответственно прочувствовать. Аня поняла, что эта музыка не может выражать ее настоящее, она из прошлого, из прежней жизни. Хотя … хотя, а разве ее эмиграция не была пугающе настоящей, суровой и беспощадной войной? Да была … но эта скользящая лента тредмила, травка, воздуся …? Как все сейчас не так. Война закончилась, только вот чем? Ее поражением? Или победой, похожей на поражение?
Ане вдруг захотелось себя «загнать», по-настоящему устать, вспотеть, тяжело дышать, натрудить ноги. Она резко прибавила скорость и наклон. Теперь она быстро шла «в гору». Странным образом усталость не приходила, пульс увеличился, но ненамного. Анины ноги в белых не новых кроссовках мерно переступали по ленте. «А если побежать?» Аня прибавила еще скорости. Ноги замелькали быстрее, она уже не шла, а бежала. Так продолжалось минут пятнадцать и наконец она почувствовала, что устала. Майка вспотела под мышками и на спине, захотелось пить. Пульс был 100, еще полтора месяца назад он у нее такой был в постели, а сейчас она правда бегала. Все-таки она молодец! Аня остановилась, мельком взглянула на дисплей «калорий»: получалось, что «сожгла» она много, но это ее почему-то теперь мало интересовало. Аня выключила тренажер и музыку, закрыла гараж и пошла в комнату. «Водички, первым делом попить …, а потом в душ.»