Ночью Феликс опять был удивлен Аниным недавно открывшимся аппетитом, натиском, инициативой в постели. Все это было новым, что это она вдруг… что это с ней? Ответ лежал на поверхности: просто у Ани было замечательное настроение. Но, так ли все это было «просто», Феликс не знал, и пытался об этом не думать, у него получалось. Его старушка была неузнаваема, и это не могло не радовать.
После пережитого стресса, Аня постепенно входила в колею. Ходила на тредмиле, вновь частенько смотрела на себя в зеркало и радовалась своему обновленному облику: если она похудела не из-за опухоли, то почему бы и не порадоваться. Она вновь сдала анализ крови и вечером получила результат. Уровни гормонов — в «норме». Просто для ее возраста это давно уже не было нормой. Аня не поленилась и посмотрела в интернете конкретные цифры для разных возрастных групп. Цифры ее обескуражили, но что ей было снова по-этому поводу идти к доктору Мелвину? Доктор ее не зовет, и ладно … Феликс ей сказал, что какие-то лекарства существовали, чтобы гормональный уровень снижать, он даже принялся объяснять ей, в каких случаях их применяли в том числе и в психиатрии … Аня не стала слушать, ей сказали, что она — здорова, и этого ей было достаточно.
Приходу вторых «месячных» она уже не слишком удивилась. Маразм конечно, но … что ж делать! Кожа ее выглядела почти молодой, стала гладкой, упругой, совершенно чистой. «Это просто мой обмен веществ совершенно обновился. Что-то в организме щелкнуло, и вновь завелось. Ну и хорошо». Аня сама себе нравилась. Никто ей уже больше не делал комплиментов, ее внешний вид в семье примелькался.
Феликса не так поражала Анина внешняя перемена, которую он, живущий с ней под одной крышей десятки лет, не мог не замечать, Аня менялась психологически. Она, как ему казалось, обретала вторую молодость. После их приезда в Америку, Аня как-то сразу постарела, то ли потеряла самоуважение как женщина, то ли не сразу смогла утвердиться на работе. Она была нервной, раздражительной, не верила в себя. Понадобилось время, чтобы Аня привыкла к своей новой жизни и возрасту, чтобы все у нее наладилось: дети не нуждались в опеке, опыт не дал потеряться в новой действительности, Аня полностью утвердилась в своем ощущении бабушки семейства, приняла свою, как она сама говорила «старость», и не особенно от этого страдала, перестала даже сравнивать себя с молодыми. Да, и он, такой для нее раньше всегда желанный, прочно стал в Анином сознании старым, верным, надежным супругом. Секс казался ей нелепой обязанностью, допустимой, но совершенно ненужной, необязательной, докучливой. А сейчас Аня перестала чувствовать свой возраст? Что с ней происходило, что она вновь оказалась на пике формы?
Феликс вдруг почувствовал, что ему надо за ней тянуться, делать специальные усилия, чтобы не отстать. Ему что, тоже надо начать серьезно заниматься спортом, стараться сбросить вес, а главное … соответствовать Аниной сексуальной требовательности. Последнее ему не нравилось, совершенно. Они вместе старели, и все было естественно, а теперь … что ему теперь виагру покупать? Не хотелось бы … как-то унизительно, да и было до сего времени ни к чему. Но он уже пару раз соответствовал не на сто процентов, Аня была великодушна, но он все-таки заметил ее легкое недовольство. Вот Анька — дрянь!
Феликс теперь тоже часто подходил к зеркалу и пристально вглядывался в свое лицо. Не зря он когда-то занимался гипнозом. Сколько раз он проверял его действие на бабах. Они летели на него, как мошки на огонь. Он, правда, старался их не обжигать, но … гипнотизмом своим пользовался, сильно пользовался. Аня, кстати, была не слишком гипнабельна, да с ней вообще все было по-другому. А теперь его, так нравившиеся женщинам, ярко-синие глаза поблекли, упрятались за набухшими веками, все лицо прорезали глубокие морщины. Оно было значительным, все еще красивым … его лицо, но, что скрывать: он выглядел сильно пожилым господином. Волосы, все еще густые, стали почти седыми, он их коротко стриг. Шея сделалась тонкой и морщинистой, он даже ростом стал поменьше, и чуть сгорбился. Вообще-то он все это видел и раньше, но ему было практически наплевать на свои стати. Для почти семидесятилетнего мужчины он выглядел неплохо, но сейчас ему не хотелось выглядеть стариком. Как несправедливо! Он был таким сильным красивым мужиком, знал это, прекрасно сознавал свою власть над женщинами, да и не только над женщинами. Да дело было не только и не столько во внешности. Дело было в опыте и уверенности в себе.
Феликс внезапно вспомнил, как когда-то в лагере Медицинского института, где он пару раз работал на отряде, сам уже давно не будучи студентом, он, приходя с пляжа и переодеваясь в своей маленькой одноместной палатке, мог вдруг выглянуть из-под полога и пристально посмотреть на снующих чуть внизу девушек, собиравшихся на обед. Это всегда были сотрудницы, со студентками он не связывался. И вот одна из них, та, которую выбирал его взгляд, подходила к его палатке и исчезала внутри, нисколько не удивляясь, что он встречает ее полностью раздетым. А он молчал, просто смотрел на нее своими глубокими сверлящими глазами, и девушка начинала медленно раздеваться. Она снимала свой сарафанчик и белье, и молча садилась на низкую панцирную сетку на полу. Их прохладная после только что снятых мокрых купальников и плавок кожа соприкасалась и Феликс с удовольствием предавался яркому южному, ни к чему не обязывающему сексу в нагретой тени своей палатки. Потом девушка убегала, и он спокойно шел на обед, а после обеда спал. Какие это были каникулы! Никого он не неволил, они сами к нему шли, иногда пару дней одна и тоже, а затем … другая. У него не было ни романов, ни ухаживаний, ни расставаний, а был просто секс, умелый и расслабляющий, не осложненный разборками и обидами. Никто не устраивал ему сцен. Феликс не считал, что он кого-то обижал, но … интересно, а если бы он на девок не смотрел своим пристальным взглядом … они бы сами приходили. Нет, конечно не приходили бы. Он же их звал, не голосом, а взглядом, но звал же … Ха, ха, и ни одна не возмутилась, что он «так посмотрел» и ждал ее голый на кровати … ни одна.
Рассказывали они подругам о приключении с доктором Пановым? Черт их знает. Ему не было до этого дела. Просто Феликс не мог припомнить ни одной осечки с женщинами. Он всегда имел ту, которую хотел. Говорят, что это плохо. Надо испытать страдания от неразделенной любви, чтобы научиться глубоко чувствовать. Ну, не было у него неразделенной любви, не было. Сначала сочная молоденькая доярка в колхозе, куда они ездили с классом на картошку. Как раз после восьмого класса, ему было 15 лет, только недавно исполнилось. Даже ту доярку он не уговаривал, она сама его позвала поздним вечером в старую баню … и он пошел, зная наверняка, зачем она его зовет.
Он когда Аню в первый раз увидал … то тоже понял, что эта очаровательная, такая уверенная в своей силе женщина, точно будет с ним… И она была с ним. Не было ни усилий, ни борьбы, ни пресловутых страданий … Правда уже тогда, давным-давно, он понял, что Аня — это другое. Так и было … причем быстрее, чем он думал, потому что мать с дачи приехала. Он очень многое мог себе позволить и позволял … никогда, впрочем, не увлекаясь, не теряя голову. С Аней потерял … в первый и последний раз в жизни.
Впрочем, женщины были для него достаточно второстепенны. Вся его ранняя молодость до встречи с Аней была связана с карьерой. Отец, профессор медицины, знаменитый уролог, разработчик первых лапароскопических операций спал и видел, чтобы сыновья стали врачами. Операции профессора Панова были спектаклями, на которые через стеклянный потолок смотрели студенты. Папа от этого заводился, приходил домой и рассказывал маме о всяких своих нефрэктомиях, андренаэктомиях, гименефрэктомиях и прочем. Мама, бывшая медсестра, давным-давно неработающая, внимательно слушала, задавала правильные вопросы и восхищалась.
Младший брат Володька папу вероломно подвел, да еще как: стал артистом, играл в областном ТЮЗе, родители сначала возмущались, а потом на Вовку плюнули. Что с него возьмешь! Папа говорил о брате уже спокойно: «Урод, из жопы ноги!». Феликс оставался папиной единственной надеждой, продолжателем династии …, второго «урода» папа уже бы не перенес. А Феликс таким «уродом» стал. Ну, не полностью «уродом», но почти … решил стать психиатром. Сначала была полная идиллия, он поступил в Медицинский, посещал кружок хирургии, а когда начал ходить на кафедру психиатрии, просто хотел овладеть техникой гипноза, папа не заволновался, но Феликс увлекся … Как отец орал, как бесился, как мать умоляла Феликса еще раз подумать … Нет, ничего он не стал слушать. Хирургия его вообще не интересовала. Психиатрию Феликс считал наукой элитарной, самые просвещенные, интеллектуальные врачи шли в эту область.