С утра Аня явилась в Лаборатории в кабинет к доктору Колману, который встретил ее как старую знакомую. Свидание их продолжалось всего несколько минут, так как доктор Колман сказал, что он будет с ней каждый день обсуждать результаты исследований, но пока их нет, обсуждать нечего. Сегодня она должна пройти много тестов и завтра с утра он их ей представит и объяснит. Аню водили из кабинета в кабинет, брали кровь, заставляли сдавать анализ мочи, делали рентген, УЗИ, электрокардиограмму. Лаборанты и техники были молчаливы и эффективны, хотя особой любезностью, к которой она привыкала в поликлинике, сотрудники не утруждались. Тут было оборудование, в поликлинике ненужное и непредставимое: центрифуги, какие-то барокамеры, капсулы, тренажеры с проводами. Аня когда-то видела подобное в документальном фильме о подготовке космонавтов. Она устала, и процедуры уже совершенно не казались ей любопытными. Да это еще было что! Вот завтра ей следовало начинать прохождение всех без исключения специалистов, которые будут заказывать анализы по своему профилю. На следующее утро Аня снова увиделась с Колманом и у них состоялся примечательный разговор:
— Анна, у нас есть первые результаты самых общих анализов. Никаких патологий на сегодняшний день у вас не выявлено. Конкретные цифры позволяют нам судить о вашем вероятном возрасте. Метрический, календарный ваш возраст — 66 лет, а условный ретроспективный примерно — 26–28 лет.
Аня ничего не ответила. Ее мучил всего один вопрос: на сколько ее хватит? Как быстро все будет развиваться. Ее снова охватили мысли о свободном выборе все прервать, не ждать конца процесса. Но все-таки какие прогнозы? Почему он ей об этом ничего не говорит? Вчера она разговаривала с Феликсом и он умолял ее задать именно этот вопрос. Колман как будто подслушал ее мысли:
— Анна, ваше ретроспективное развитие идет довольно быстро и прервать его не в наших силах. Хотя у меня по-этому поводу есть предложение … Я прошу вас меня выслушать.
— Да, я вас слушаю, доктор Колеман.
— Сейчас вы, Анна, находитесь на пике своего репродуктивного здоровья. Вы сильная, здоровая женщина, ваш гормональный уровень более чем позволяет вам забеременеть, выносить и родить ребенка …
— Что вы имеете в виду? Как это родить? От кого? От Феликса? Я вас не понимаю.
— Ну, этот вопрос мы бы с вами обсудим. Ваш муж не самый подходящий донор спермы …
— Он — не донор спермы, он мой муж. У меня, как вам известно, трое детей. Зачем мне сейчас рожать ребенка? Это же дикость …
— Не такая уж дикость, Анна! Есть два серьезных резона почему вам может быть следовало бы это сделать. Подумайте.
— Какие резоны? Я не вижу ни одного. Да и Феликс — пожилой человек, он никогда на это не согласится. Что тут обсуждать?
— Выслушайте меня, Анна. Первый резон — это замедление, вплоть до полного, хотя может быть и временного, замораживания процесса регрессирования вашего организма. Мы полагаем, что беременность, роды, грудное вскармливание будут блокировать процесс обратного развития. Ваши клетки придут в нормальное состояние и вы пробудете в современном возрасте гораздо дольше, чем без беременности. Есть еще и второй резон … деньги.
— А при чем тут деньги?
— При том, что ваш ребенок будет представлять для науки серьезный интерес. Мы работаем над проблемой старения с одним из самых престижных университетов Америки, у них есть большие гранты на эти исследования. Если вы согласитесь стать матерью, вам будет выплачено вознаграждение, сумму которого мы можем обговорить в дальнейшем. Уверяю вас, что речь идет о действительно серьезном вознаграждении. Это не деньги из федерального бюджета, это частный фонд. Подумайте, Анна, посоветуйтесь со своей семьей.
В голове у Ани гудело. Предложение было фантастичным, и неприемлемым … хотя. Если она «уйдет», то почему бы не обеспечить Феликса деньгами? Слишком тут много непонятного. А ребенка куда … А что наука? У нее же есть дети. Этот-то новый им зачем?
— А мои дети …?
— Я понял, что вы хотите спросить. Нет, ваши существующие дети были рождены тогда, когда ваши клетки еще не подверглись патологической мутации. Сейчас все по-другому. Анна, вы — уникальны! И ваш ребенок может быть уникален.
— А что вы там говорили насчет донора? Почему я не могу иметь ребенка от мужа?
— Я не сказал, что не можете. Но тут есть много «но». Речь может идти только об искусственном оплодотворении. Мы будем вынуждены делать спермограмму и выбрать только сперматозоиды ХХ. Условием нашего контракта может быть только рождение девочки. Она, скорее всего, будет носителем ваших специфических генетических признаков, тех, которые являются причиной уникальной редчайшей мутации. По мужской линии это не передастся. Поскольку Феликс немолод, то не факт, что его сперма будет отвечать высоким требованиям эксперимента. С другой стороны, если … спермограмма выявит …
— Доктор Колман, вы это называете «экспериментом», а речь идет о моем ребенке.
— Стоит ли так на это смотреть, Анна? Ребенок будет вашим временно …
— В каком смысле?
— В таком, что происходящий с вами процесс просто будет заторможен, как-то замедлен, но он будет, скорее всего, продолжаться. Ребенок может быть адаптирован семьей, которую мы подберем …
— Постойте. А почему он не мог бы остаться в моей семье? Я говорю … теоретически.
— Мог бы … однако, маловероятно, что ваши дети согласились бы воспитывать вашу дочь, тем более, если ее отцом будет не Феликс. Нельзя хотеть от людей слишком многого. Вы можете с ними поговорить, это ваше право. Уверяю вас: сумма компенсации будет весьма значительной. Суррогатные матери получают в десятки раз меньше …
— Я не могу это решить. Мне нужно время.
— Да, я понимаю…. Анна, вы устали. Завтра у вас будет встреча с нашим психологом, и, помните … я вам обещал сюрприз. Завтра … все завтра. Идите отдыхать.
Анна поела в кафетерии общежития, было еще не поздно. Она была возбуждена услышанным от Колмана. Ей такое даже в голову не приходило. То-есть она понимала, что может теперь забеременеть, но это представлялось недопустимым, а поскольку они с Феликсом спали в разных спальнях, то и вопрос-то снялся сам собою. А теперь … Ане нестерпимо захотелось поговорить обо всем этом с Феликсом, но его еще не было дома. Нужно было ждать. А что она ему скажет? «Феля, давай ребеночка родим!». Он уж точно ее за сумасшедшую примет. Да это и было безумием. «Давай, мол, родим, а потом продадим его, скажем, за миллион». Аня была сбита с толку. А может … родить? Почему бы и нет? Девочке будет хорошо, а деньги Феликсу пригодятся. Хоть что-нибудь от нее напоследок полезное …
Ане хотелось куда-нибудь съездить, сидеть в своей комнате казалось ей ужасным. От главного входа в Военно-Морскую Академию отходил экскурсионный микроавтобус в Маунт Вернон, где можно было бы осмотреть усадьбу Джорджа Вашингтона. Аня еще в Портленде посмотрела, как туда можно было поехать. Да только сейчас ей было совершенно не до Вашингтона и его быта. Да и поздно уже для экскурсии и ехать одной … Аня никуда не привыкла ездить одна, а Феликса рядом не было. Надо было с Сашей поехать … Где сейчас Саша? Где все? Слова не с кем сказать. Аня просто пошла по набережной Потомака и через какое-то время присела на лавочку. Вокруг было много народу: группки курсантов в форме с родителями, школьники, туристы-азиаты. Река Потомак лениво текла мимо, вдалеке был виден большой мост, берега с низким парапетом заросли травой. Место было не сказать, чтобы очень уж красивое. Над водой летали букашки и немного пахло тиной и нагретой землей. Аня услышала стрекотание стрекоз. Их было много: темно-зеленые в синеву, они беспорядочно носились взад-вперед, нигде не присаживаясь. За долгие годы в Америке, Аня впервые увидела стрекоз «коромысло», огромных с широким размахом крыльев, с длинным узким телом. Они напоминали реактивные истребители в бою: то резко взмывали вверх, то камнем пикировали вниз, то с запредельной скоростью двигались в одной плоскости, меняя галсы, и вдруг застывали в одной точке.