— Анна, расскажите мне о себе.
— Господи, что вам рассказать? Мне ни о чем не хочется вам рассказывать. Вы же знаете, что со мной случилось. Что тут расскажешь?
— Да, я понимаю, что это то, что вас сейчас волнует. Что ж … давайте поговорим об этом.
— Ну, и что вы хотите, чтобы я сказала? Аня чувствовала, что в ее тоне появилась агрессия, но она не могла ее сдержать, да и не хотела. Посадили ее тут перед ним, как кролика подопытного, и что она может поделать … что, разве можно отказаться разговаривать и уйти …
— Анна, давайте, я угадаю самое главное для вас сейчас. Вы хотите знать, сколько вам осталось, как вам жить и что делать в этой ситуации … и еще … я вас раздражаю. Я вижу.
— А видите, тогда чего вы добиваетесь?
— Мне кажется, что в моих силах облегчить вашу жизнь.
— Да? А не много ли вы на себя берете? Как вы можете ее облегчить?
Аня с удивлением поняла, что действительно, по-русски ей разговаривать легче, и с этим доктором она каким-то образом чувствует себя свободнее. Она настолько расслабилась, что даже позволяла себе немного хамить. Как будто он, этот Бен, был лично виноват и в том, что с ней случилось, и во вмешательстве в их жизнь ФБР.
— Понимаете, Анна. Я уже принимал участие в подобных исследованиях. Таких как вы — считанные единицы, но они были и есть.
— А если я спрошу, сколько же их было, вы же мне все равно не скажите. Это топ-секрет? Так?
— Нет, не так. Вам я могу сказать. Почему бы и нет … мы полагаем, что до нас дошли не все случаи, но из тех, которые попали в поле зрения Бюро, вы — восьмая. Были и другие случаи, описанные в прессе, но они, к сожалению, не стали предметом серьезного научного исследования.
— Я — восьмая? И что … что случилось с остальными?
— Регрессивный процесс дошел до логического конца и мы наблюдаем за, если так можно выразиться, «клонами» этих людей. Сейчас их 4. У двоих процесс еще не закончен, и находится на разных стадиях, а двое покончили с собой. Мы не смогли этому помешать. Да, и были не в праве … Вам, ведь, Анна, тоже, скорее всего, приходили в голову мысли о самоубийстве. Я прав? Как именно вы собираетесь это сделать?
— С чего вы решили, что я собираюсь …
— Я так думаю.
Аня не нашлась, что ответить. Да, она собиралась. Таблетки лежали наготове в ее тумбочке. Ничего себе … она — восьмая. Надо его расспросить. Оказывается … а что спросить? Что спросить? Что он может ей сказать? А вдруг он врет? Хотя, вряд ли.
— Вы, сомневаетесь, что я вам говорю правду? Зря. Из известных восьми человек на планете только двое действительно умерли и это был их выбор. В конце пути таких людей, как вы, ждет не смерть, а — жизнь. Вы должны это понимать.
— Они, что, бессмертны?
— Я не говорил «бессмертны». Этого никто не знает. Мы наблюдаем за людьми-клонами. Самому старшему сейчас около двадцати лет. Трое других — дети.
— А откуда вы знаете …
— Откуда мы знаем, что это те же люди? Это, Анна, нетрудно. Они генетически такие же. Вот вы, например, регрессируете до уровня клетки. Оплодотворенную клетку, зиготу, подсадят женщине и она родит … вас, Анна. Вы будете расти, и выглядеть совершенно так же, как ваши детские фотографии. И характер, учитывая другие вводные обстоятельства, будет таким же. Вас, Анна ждет новый шанс, и вы проживете практически свою жизнь, но во второй раз. Тут нет ничьей вины или заслуги. Это природный сбой, который мы, может быть, когда-нибудь научимся контролировать. И это будет другой этап эволюции.
— Конечно, Бен, это звучит интригующе, прямо, как фантастический роман. Но мне-то от этого какая польза. Я не могу мыслить в категориях человечества, речь идет о моей жизни и жизни моей семьи. Они меня потеряют, а я потеряю их. Мы не будем существовать друг для друга.
— Это так, Анна, но … только смерть ставит точку, а вы не умрете. Давайте, размельчим проблему, сделаем ее менее глобальной. Поймите, что когда вы родитесь вновь в другой семье, вы не будете осознавать себя Анной Рейфман. У вас будет другое имя, другая семья, и другая судьба. Вы будете где-то жить параллельно с вашей семьей … они потеряют вас — мы все это понимаем, но они будут знать, что вы живы и счастливы.
— А почему вы говорите о другой семье? Разве я не могу остаться в своей семье?
— Анна, это сложный вопрос. Вы его задали, не подумав. Растить маленькую девочку, которая, по-сути, их мать и бабушка, легло бы слишком тяжелым грузом на психику ваших близких. Они не смогут этого сделать. Да и кто из ваших дочерей согласился бы стать … и меня язык не поворачивается сказать … вашей матерью. Мне это не представляется возможным. Вам такого никто и не предлагал. Вы сами задали мне этот вопрос. И правильно, что задали. Я готов ответить на любой ваш вопрос, если это в моих силах.
— А когда я превращусь в ребенка … с кем я буду? До какого времени? Когда меня отдадут … куда?
— Да, это серьезные практические вопросы. Я рад, что вы мне их задаете.
— Сама не знаю, почему я у вас, Бен, это спрашиваю. Откуда вам знать?
— Анна, это будет зависеть от вашей семьи. Они тоже должны пройти психологический тренинг, который поможет им принять ситуацию. Прогнозировать я ничего не берусь, тут вы правы, но … я не вижу ничего страшного, если ваша семья будет какое-то время присматривать за маленькой девочкой, заодно получая совершенно уникальную возможность увидеть свою мать в «прошлом», понять ее, оценить, сделать выводы и поправки на будущее. Кто может похвастаться таким шансом? Он уникален. Не фото, а живой человек.
— Маленький ребенок — это труд.
— Да, но после этого опыта все они будут другими людьми. Пройдя через такое, никто не может остаться прежним. Вы, Анна, не должны преувеличивать моральные мучения, ни ваши, ни вашей семьи. Вы в какой-то момент перестанете быть для них матерью и бабушкой. Они перестанут об этом вспоминать, так как такое предположение будет выглядеть слишком нелепым, а человеческая психика отвергает абсурд, сосредотачиваясь на реальном и сиюминутном. Да и вы будете просто девочкой, не отягощенной тяжелыми этическими размышлениями и всякого рода интеллектуальными рефлексиями. Вы — ребенок, живущей среди любящих людей. Вот и все.
— А что мы скажем другим?
— Ой, Анна, я уверен, что вы придумаете. А если нет … я вам помогу.
Аня в первый раз смогла улыбнуться. С Беном все казалось не таким сложным. Он был легким человеком. Хотя … может быть тут дело было в том, что доктор — посторонний. С ним бы такое произошло. Она бы посмотрела, как он запел.
— Анна, я знаю доктор Колман говорил с вами о беременности. Вы подумали о нашем предложении?
— Нет, не подумала. Я сейчас не хотела бы об этом говорить. Поймите, это не может быть только моим решением. Я должна посоветоваться с мужем.
— Да, конечно. Оставим пока эту тему. Я должен предложить вам обычную серию тестов, призванных охарактеризовать вашу личность …
— Зачем, Бен? Для чего вам знать про мою личность? Какова цель этих исследований?
— Хороший вопрос, Анна. Приятно иметь дело с образованным человеком.
— Дело в том, что в этом периоде, достаточно, кстати, недолгом, ваша психика будет как бы раздробленной: вы — Анна Рейфман, сознающая свое положение и мучающаяся по-этому поводу, и в то же время вы — Анна Рейфман, молодая девушка, со всеми свойственными ей характеристиками, забывающая об обстоятельствах своей жизни, а просто живущая настоящим, не отдающая себе каждую минуту отчет о том, что с ней происходит. Кроме того, вы — одновременно врастаете в современную американскую цивилизацию, молодежную субкультуру и вы же — советский человек из «прошлого», с соответствующим менталитетом. Все необыкновенно запутано, сложно и поэтому интересно для ученого. Я вам так же предложу тесты, выявляющие степень вашей депрессии, ну, если она вообще обнаружится… хотя я уверен, что в той или иной степени, вы в стрессе. Это очевидно.
Лисовский спросил, как ей удобнее отвечать на вопросы, на компьютере или ручкой на бумаге. Аня ответила, что на компьютере. Они прошли в другую комнату и Аня села перед экраном. Бен попросил ее быть терпеливой и вышел.
Аня прочитала объем работы: «Готовы ли вы полюбить себя»; «Умеете ли бы постоять за правду»; «Каков ваш творческий потенциал»; «Склонны ли вы манипулировать людьми»; «Как вы относитесь к мелочам жизни»; «Умение слушать»; «Легко ли с вами». Фу, какая-то чушь. Да, прочих тестов были еще десятки. Надо же, все было по-русски. Как странно. Ведь, не может быть, что все это сделали только для нее. Надо же … Надо будет спросить у Бена. Ага, вот что-то дельное: «Каков ваш возрастной потенциал», тут поинтереснее. Ну, ладно, неважно, ведь, с чего начать: вот это вроде ничего: «Уровень самооценки». Аня довольно быстро ответила на 20 вопросов, ни разу не колеблясь. Она рассчитывала увидеть на экране краткую оценку своих ответов, но ничего не увидела. Ага, ну понятно, доктор сам все должен обработать и … тогда он увидит картину, а ей — фиг. Нет, так совсем неинтересно. Как жаль, что она сейчас не видит результатов. Когда-то у нее была высокая самооценка, а сейчас … интересно, она стала той же, какой и была когда-то, или … что? Выше, ниже?