Аня работала сначала с интересом, но потом устала. Какая-то популярная психология, тесты для домохозяек в интернете. Аня раньше ни за что бы не стала терять на них время. Да, и оценивать собственную личность не представлялось ей таким уж интересным. Но если первый тест показался ей в чем-то даже примитивным, то над последующими она начала думать все больше и больше. Каждый ответ уже не был для нее таким уж однозначным. Она ни в чем не была уверена и дело еще было в том, что Аня рассматривала разные варианты ответов с точки зрения «тогда» и «теперь». Вот, например, вопрос по-поводу творческого потенциала, на первый взгляд — дурацкий: думаете ли вы, что сами можете участвовать в значительных изменениях окружающего мира. Молодая Аня ответила бы да, в некоторых случаях. (да, в большинстве случаев. Так она даже и раньше не ответила бы. Никогда не была наивной.), а теперь, подумав, Аня ответила «нет». Или: в свободное время вы предпочитаете: — оставаться наедине, поразмыслить; — находиться в компании; — вам безразлично, будете ли вы одна или в компании. «Нюрка» предпочитала, разумеется, компанию. Она — последних лет … одиночество. А сейчас … Аня не могла решить. Одиночество тяготило, давило и мучило. Компании … ну, какие тут компании? Хотя … она бы хотела быть на людях, только не в семье. «Черт ногу сломит … а все потому, что у меня в башке перепуталось … полная разножопица.» — Аня была собой недовольна и затруднялась почти на каждом шагу.
Хотелось, чтобы день быстрее закончился. В три часа, она зашла к Бену в кабинет и объявила, что устала и хотела бы уйти. Бен показал ей напоследок компьютерную анимацию, сделанную из ее фото: она — старая, а потом компьютер через вереницу сменяющихся кадров ее волшебным образом молодит, а можно и все было запустить в обратном порядке … от младенца до старушки. Скорость тоже устанавливалась. Бен хотел ее развлечь что ли? Ну, да забавно, хотя Аня прекрасно знала, что подобная техника существует, видела «превращения» Елизаветы Английской. Фокусы ее позабавили явно меньше, чем Бен ожидал и он больше не стал ее задерживать. Аня зашла поесть в кафетерий, до вечернего разговора с Феликсом времени было еще очень много, и Аня вновь стала размышлять не съездить ли ей в музей-усадьбу Вашингтона. Она сидела на лавочке, смотрела на толпу и пыталась бороться с ленью, разговаривая сама с собой в своей голове:
— Ну, что я тут сижу? Расселась, как колода. И из Лабораторий ушла рано. Устала, видите ли … Все равно придется делать все тесты. Какой смысл откладывать? Могла бы и потерпеть. Но раз уж ушла … почему бы не съездить посмотреть … Интересно же.
— Ни фига, не интересно. Плевать мне сейчас на Вашингтона. У меня жизнь рушится. Что мне красоты?
— Но так же сидеть еще хуже. Поездка развлечет.
— Не развлечет. Вот был бы здесь Феля.
— Ну, и зачем тебе Феля? Папа с дочкой погулять вышли. Вот как ты сейчас рядом с Фелей выглядишь.
— Ну, и что?
— Ну, и то …
— Я бы лучше с Сашкой туда съездила.
— Ага, ну да, с Сашкой лучше. С Сашкой ты бы хорошо смотрелась. А еще с кем бы ты представила красивую пару? Оглянись вокруг. Смотри сколько военных!
— Ага, а я люблю военных … и самых здоровенных.
Аня невольно усмехнулась своим мыслям. Она была довольна, что ей все еще не отказывает чувство юмора. Хоть на этом спасибо. Военных здесь действительно было хоть отбавляй. И что-то в них было! В эту минуту Аня поняла, что ни в какую усадьбу не поедет. Что она себе враг? Она представила себя читающей по-английски объяснялки про дядю Джорджа, про рабство, про его рабов и прочее … Нужно больно …
Когда-то они с Феликсом пришли к выводу, что сидеть и смотреть на толпу никогда нескучно. Аня принялась изучать группки морских пехотинцев, во множестве проходящие мимо. Они были в синем, брюки и китель разных оттенков, почти голубые брюки и темно-синий китель с белым поясом. На головах белые фуражки. Парни были совершенно разные, но форма их уравнивала, делала обманчиво-похожими. Сразу было видно, что это военные. Их ровесники выглядели совершенно по-другому. Аня вспомнила, что ее всегда завораживала форма, хотя она стеснялась в этом признаться. В их круг военные были не вхожи, считались «сапогами», не достойными внимания. Девчонкой, начитавшись приключений, Аня в своих мечтах видела бравого капитана, в белой или черной форме, блестевшей золотыми галунами. Фуражки, кортики, якоря … Однако, никаких моряков она в реальной жизни никогда не знала, и уже даже и думать забыла о душках-военных и вдруг …
С этим мужчиной Аня познакомилась незадолго до Феликса, уже после возвращения из Того, про которое ей было невыносимо вспоминать. Была поздняя дождливая осень. Она работала в школе учителем физики и однажды субботним вечером ходила с подругой в театр. Вообще-то в театры в те времена Аня ходила часто, но никогда с подругами. А тут … кто-то пригласил, спектакль был новый и модный. Аня решила пойти и в хорошем настроении возвращалась домой на метро. Поскольку она ходила в театр Ермоловой, то у нее был план пройтись до Маяковской и сесть на свою ветку, к Соколу, но шел мелкий холодный дождь и Аня сразу нырнула в метро на площади Свердлова. В центре вагон был еще полным, но на Белорусской народу вышло больше, чем вошло и Аня смогла сесть. Села она, правда, весьма неудачно. Рядом с каким-то замшелым и не очень трезвым мужичонкой, на которого она поначалу и внимания никакого не обратила. Он сидел и что-то бубнил, то повышая, то понижая голос. Ане показалось, что он сам с собой разговаривает, но потом она с удивлением обнаружила, что обращается он оказывается к ней:
— Деушка, деушка … Вот, вы мне скажите, куда вы едете …
Аня молчала, с тоской предчувствуя, что так просто дядька не отвяжется. Ей бы следовало встать и отойти в сторонку, но … она устала. С какой-такой стати, она должна уходить со своего места. Лучше потерпеть, хотя теперь она принялась считать остановки. «Осторожно, двери закрываются … следующая станция Динамо». Боже, еще только Динамо. Мужик не унимался и начинал злиться:
— Молчишь, шалава нерусская. Вырядилась, коленки свои показываешь. Брезгуешь с рабочим человеком поговорить. Я — металлист. Я на Пресне работаю. Я сегодня в ночную смену! Я работать буду, а ты, блядь, спать ляжешь. Чтоб вы сдохли все, нелюдь нерусская …
Анина евреинка во внешности была настолько едва уловима, что даже зоологические антисемиты ее не видели. А этот углядел. Это уже было слишком. Аня подняла глаза на стоящих рядом людей, но никто и не думал вмешиваться. Мужик, видя свою полную безнаказанность, только больше распалялся.
— На такси привыкла. Не хочешь с простым народом разговаривать. Морду от меня воротишь. Что, пахну не так? А ты морду-то не вороти … На знаешь запаха портянок-то? Не нюхала … Вот так от нас, от русских пахнет. Проходу нет от этих инородцев …
Аня решила было высказаться насчет «инородцев», но это было слишком унизительно, она промолчала. Отпираться от своей еврейской крови, предавать мать? Нет уж. Боковым зрением Аня увидела отделяющуюся от задних дверей мужскую фигуру. Молодой мужчина в длинном черном пальто нараспашку, без шляпы, темноволосый встал напротив дядьки:
— Закрой пасть! Урод! Не приставай к девушке, по-хорошему тебе говорю. Хватит! Сиди тихо! Я больше повторять не буду.
— А то что? Ты что, тоже нерусский? Вижу, что нерусский … тут у нас теперь одни жиды … граждане …