На этот раз в Куантико ездила Катя. Доктор Колман сказал ей, что после Нового года, к весне все должно для них завершиться. Процесс теперь шел быстрее. По приезде начались проблемы, потому что Аня стала выглядеть гораздо моложе Яши и в никакой лагерь ее уже отправлять было нельзя. Катя говорила им это по-телефону, но теперь Феликс сам убедился, что она не преувеличивала. Он встретил Катю в аэропорту. Он сразу увидел в толпе ее небольшую фигурку. Катя тащила сумку и вела за руку совсем маленькую девочку. Такого даже он не ожидал. Надо было что-то сказать детям. Они договорились, что теперь Аня будет жить у Лиды. Дедушка с Катей привезут Нике … кого? Другую Аню? А та где? Маленькая, а потом и грудная девочка будет жить в доме, но кто она? Как ее надо было воспринимать? Придумать новую ложь надо было немедленно, еще до того, как они попадут к Лиде домой. Катя позвонила сестре:
— Слушай. Мы с папой Аньку везем. Она совсем уже маленькая. Что Нике-то сказать? Придумай что-нибудь.
— Что я придумаю? Что сильно изменилась?
— Да она сейчас гораздо меньше Яшки.
— Ничего себе. А по уму?
— Да, вроде, и по уму. Хотя, неизвестно.
— А мы для нее кто? Что ты ей говорила? Тут, ведь, многое зависит от того, что она сама Нике скажет.
— Слушай, ну откуда я знаю, что она скажет …
Практичная Лида была готова к Аниному приезду. Она порылась в старых коробках и нашла много разной старой Никиной одежды, с том числе и для самых маленьких, но что говорить, она не подумала. Как обычно в случае собственной растерянности она обратилась к Олегу:
— Олег, сейчас папа с Катей Аню к нам везут …
— Ну, и что, мы же договорились …
— А то, что она совсем маленький ребенок. Что мы Нике скажем?
— Ника же знает Аню …
— Ты не понял. Эту Аню она уже не знает … хотя ты прав они похожи … Что делать? Что дети подумают?
Лицо Олега стало напряженным и каким-то отрешенным: он думал.
— Ладно, Лид, мы им скажем правду.
— Как?
— А почему бы не сказать, что девочка, наша родственница, больна … развивается «в обратную сторону», ее привезли в Америку … ученые за этим наблюдают, что мы все помогаем, наша семья участвует в научном исследовании … хотим помочь, ну, и так далее. Можно даже на все их вопросы ответить, если их будут интересовать «как» да «что».
— Ну, как же …
— Лид, для нас самое главное, чтобы про бабушку они не подумали. А они, разумеется, не подумают. С бабушкой никакой связи нет. Девочка — и девочка. Им даже все это интересно. Ребенок в доме — это самое главное, остальное будет не так для них всех важно.
— А потом?
— А ничего … отвезем в Вашингтон, в «главную больницу» Америки и там … ну, не знаю … девочку с «нуля» заведут снова и … все будет хорошо. Она вернется в Россию. Так тебе нравится?
— А если они расскажут потом в школе?
— Ой, перестань. Мало ли что дети рассказывают. Все будут считать, что они фантазируют. Не беспокойся.
Ника восприняла папины объяснения с большим интересом и все спрашивала, через сколько минут они приедут. Разумеется, она сейчас же спросила, что будет с Аней потом, «она умрет или ее вылечат?» Олег сказал, что вылечат, но «надо сначала, чтобы обратное развитие дошло до конца». Ника немного расстроилась, говорила, что Аня бедная, но во все поверила, и это было лишним подтверждением, что умелые лгуны говорят почти правду. Все дело всегда в этом «почти».
Машина Феликса затормозила у входа, Катя стала выгружать из багажника Анину сумку, а Аня сразу побежала к Нике и крепко ее обняла. Олег все придумал просто гениально. Аня выглядела моложе, но это была та же самая Аня, которая недавно играла мачеху, глупо было бы говорить, что это другая девочка. Теперь Ника была значительно выше ее, они была рады друг друга видеть и со смехом побежали наверх. Аня должна была спать в старой Никиной кровати в отдельной комнате. Ника стала просить мать разрешить им спать в одной комнате, но Лида не разрешила, сказав, что Аня маленькая, и ей надо больше спать больше, чем самой Нике.
Это лето для семьи было странным. У них появился маленький ребенок, требующий специальных забот. Все работали, а Лида сидела с Аней дома, так как планы с лагерем не реализовались. Девочка она была некапризная, активная: рисовала, раскладывала в каком-то своем порядке Никиных кукол. Лида поставила ей во дворе маленький надувной бассейн, и Аня там то стирала, то купала игрушки. Проблема была с едой. Взрослую еду Аня не ела и ей приходилось специально готовить. Феликс приходил часто, каждый выходной. Он играл с Аней, брал ее с собой гулять, тащил ее маленький велосипед. Аня почему-то помнила, что у Феликса дома есть черный кот. Она хотела его видеть и Феликс брал ее к себе. Мерзкий Ляленькин от Ани убегал, забирался под кровать и сидел там пока девочка не уходила. Всем было известно, что злой мизантроп Ляленькин ненавидел людей, и детей особенно. Аня ложилась на пол перед кроватью, и подолгу терпеливо звала его «кис-кис», кот не вылезал, и она горько жаловалась Феликсу, что котик ее не любит. Аня прекрасно ориентировалась во всех домах, знала, где что лежит. Наверное, она каким-то образом помнила, как она там жила или часто бывала. Ей везде было хорошо, она чувствовала себя среди своих, но ее детский ум осознавал, что хотя все эти, окружающие ее люди, любят ее, они — не родители. Ей бы очень хотелось, чтобы папа и мама были рядом, но их нигде не было. Она их не помнила, но знала, что в ее жизни их нет. Лида боялась, что девочка спросит, где ее папа и мама, но Аня ничего не спрашивала.
Были и некоторые проблемы с Никой. С воцарением в доме Ани, они стала ревновать ее к своим родителям и пристально следить, насколько часто ее обнимает и целует мама, или играет папа. Ей стало казаться, что мама и папа проводят с Анечкой больше времени, чем с ней. Никакие уверения, что «Анечка маленькая» не помогали. Ника обижалась. Выяснилось, что Аня — жадина. Отдать свою игрушку Яше было для нее все равно, что отдать руку или ногу. Все призывы поделиться ее были ей непонятны. Иногда она понимала, что «плохая», но остановиться не могла. В таких случаях Аня сердилась и плакала. Как только она начинала плакать, Ника ее нежно обнимала, и гладила по голове. Аня часто просила Лиду ей почитать, и оказалось, что она боится сказок. Как только Лида раскрывала русские сказки с картинками и начиналось традиционное повествование про Бабу-Ягу, Аня зажимала ей рот: «Не читай про нее! Я не хочу!». «Почему, Анечка?» — спрашивала Лида и Аня отвечала: «Она меня унесет. Я боюсь.» Аня боялась даже Бармалея. Ее живое воображение видимо рисовало ей жуткое чудовище, которое всегда может вероломно напасть и утащить.
Иногда, когда дети играли все вместе, Аня, как самая младшая часто чувствовала себя обиженной. Когда это случалось, она лезла драться. Такого никто в семье не видел. Ей бы следовало спорить, отстаивать свою правоту, добиваться того, чего она хотела, мирным путем, но Аня не умела этого делать, а сдерживать свой темперамент не могла. Ей давали сдачи, она горько плакала от несправедливости, и всегда бежала к взрослым, чтобы они ее защитили. Она требовательно протягивала к ним руки, утыкалась в колени, крепко прижималась к животу, вдыхая знакомый запах, всхлипывала и постепенно успокаивалась, мстительно с удовлетворением слушая, как остальных ругают.
На вид Ане было уже меньше трех лет. Перед тем как идти спать, Лида или Олег всегда заходили в ее комнату: Аня безмятежно спала, разметав по подушке свои светлые прямые волосы. Рядом с ней лежали игрушки. Однажды ночью Лида проснулась. Было тихо, она сходила в туалет, отпила воды из стакана. Было часа два ночи и она вдруг вспомнила, что не вытащила из холодильника фарш для разморозки. «Черт, надо идти вниз … потом не заснешь». Но, делать было нечего и Лида осторожно открыв дверь, вышла в коридор. В сонной ночной тишине, она вдруг услышала прерывистые всхлипывания из Аниной комнаты. Аня сидела на постели в старой Никиной пижаме с мишками и плакала, размазывая по лицу слезы.