- Сколько?
- Сколько чего?
- Сколько вы хотите от меня получить? - медленно спросил Вен. - Сколько вам нужно, чтобы вы убрались отсюда и оставили нас в покое? Вы же к этому ведете, не так ли?
Доусор покачал головой:
- Вы говорите очень обидные вещи, Вен. Мы были добрыми соседями много лет, еще с тех пор, когда был жив ваш отец. Я даже считал, что мы друзья, но теперь вы Первый Гражданин, и, конечно, вам кажется, что у вас есть право врываться, командовать...
- Двадцать пять? Пятьдесят?
Доусор рассмеялся:
- Сделайте одолжение, Вен, учтите, сколько времени я потеряю. Все это безумие долго не продлится, спрос схлынет, может быть, через пару недель. И что мне тогда делать? Подсчитывать упущенную прибыль? Я буду полным кретином, если не сниму сейчас все сливки. Нет, Вен, я не хочу кусать себе потом локти. А вы пришли и говорите, чтобы я все бросил и перебирался в какой-то склад.
- Сто семьдесят пять.
- Нет, - твердо сказал Доусор. - Не пойдет. Меньше трехсот двадцати пяти даже и предлагать не стоит.
- Триста двадцать пять? Да вы, должно быть...
Доусор не ответил, он лишь вернулся к наковальне и начал бить молотом по железному пруту. Прут давно остыл, но Доусор не обращал на это внимания. Прежде чем Венарт успел что-то сказать, мимо него проскользнула Ветриз. Пройдя через мастерскую, она схватила кузнеца за руку.
- Все, хватит, собирайтесь.
Доусор посмотрел на нее:
- Не начинайте все сначала.
- Из-за вас и этого вашего грохота у меня раскалывается голова. Это нужно прекратить. Понятно?
Вероятно, сосед уже собирался объяснить ей, как только что объяснил ее брату, что он намерен защищать культурное наследие, вносить вклад в борьбу за свободу и исполнять патриотический долг, но Ветриз подняла клещи, по неосторожности оставленные на огне, и поднесла раскаленные "челюсти" к бороде соседа.
- Ладно, - сказал он. - Как только мы с вашим братом определим размер компенсации и договоримся о...
Ветриз посмотрела ему в глаза.
- Ничего, - сказала она тихо. - Мы обойдемся без компенсации. А сейчас соберите ваши дурацкие инструменты, а Вен пока пошлет за повозкой.
После этого за стеной уже никто не стучал, и Венарт смог наконец заняться делами. Впрочем, даже без раздражающего шума сосредоточиться было не так-то просто: пересмотренные пункты соглашения звучали настолько двусмысленно и обтекаемо, были облечены в такие фразы, что могли означать все, что угодно. Или вовсе ничего, или одновременно и то, и другое.
- Расскажи мне обо всем, Вен, - сказала Ветриз. - Расскажи кому-нибудь еще. Так надо. Ну же, Эйтли, убеди его. Нельзя заключать договор с врагом и держать это в секрете.
- Я уже все рассказал Совету, - раздраженно ответил Венарт. - И в Ассоциации тоже знают. И в Гильдии. Ну, кто еще остался: подскажите?
- Ты рассказал тем, кто считает себя властью, - указала Эйтли, - и взял с них обещание держать все при себе. Это совсем другое, так нельзя.
- Думаешь, они смогут сохранить договор в тайне? Перестань. - Венарт позволил себе устало улыбнуться. - Расскажи о чем-нибудь Ранвауту Вотцу и возьми с него клятву молчать, а через пару дней о твоей тайне будет знать весь Остров. Не удивлюсь, если информация докатилась уже до Коллеона.
- Ладно, тут ты прав, - согласилась Эйтли. - Но ты ничего не рассказал нам. И вот что из этого получилось: все носятся, паникуют, но никто не знает, что происходит. Знаешь, что сделала Исъют Месатгес, когда до нее дошли какие-то слухи? Она пошла и купила пятнадцать ящиков мечей и дюжину бочек с доспехами. Зачем? По ее мнению, когда будут конфисковывать оружие, правительство выплатит владельцам компенсацию. Исъют полагает, что разница между рыночной стоимостью и размером компенсации позволит ей получить немалую прибыль. Нельзя допускать, чтобы так продолжалось и дальше, иначе нас поглотит хаос.
Венарт поморгал, потом сказал:
- Я не несу никакой ответственности за то, что люди вроде твоей подруги Исъют реагируют на любые известия таким оригинальным образом. Я лишь хочу, чтобы по Острову не расползались разного рода домыслы, пока мы не урегулируем все вопросы, связанные с договором. Думаю, мои мотивы понятны всем.
- Тебе, может быть, - сказала Ветриз. - Просвети и меня.
- Легко. - Венарт положил на стол лист пергаментной бумаги, который сам собой свернулся в трубку. - Если мне удастся затянуть подписание договора до того, как Бардас Лордан покончит с Темраем, то мы будем иметь дело с ним, а не с каким-то другим хитроумным Сыном Неба. Ну, что? Вы можете предложить что-то лучшее? Если да, то я с удовольствием послушаю. Играть в дипломатические шахматы с этими мерзавцами мне не по силам, но если нам не удастся что-то придумать, то нас ждут очень, очень большие неприятности. Или вы не читали пункт об экстрадиции?
Ни Ветриз, ни Эйтли ничего не сказали: похоже, имя Бардаса Лордана заставило их о чем-то задуматься.
- Ну так что, молчание знак согласия, да? Удивительно. Я уж и забыл, когда в последний раз удостаивался вашего одобрения. Спасибо. Мне и так хватает проблем с Вотцем и тем сумасшедшим из Гильдии, а тут еще вы...
Эйтли вздрогнула, словно избавляясь от каких-то других, совсем не имеющих отношения к обсуждаемому вопросу мыслей.
- Хорошо, - сказала она. - Но вообще-то, Вен, пытаться состязаться в уме и изобретательности с Империей, это... не очень умно и изобретательно. Ты же играешь на их стороне.
Венарт кивнул:
- Да, но я по крайней мере знаю это. Помнишь, сестричка, что говорил нам, бывало, отец? Сила человека, если обойтись с ней как надо, может стать его величайшей слабостью. Они прекрасно понимают, что запутали меня, сбили с толку, поставили в трудное положение. И мне надо оставаться таким до тех пор, пока Бардас не выиграет эту чертову войну. Постарайтесь взглянуть на всю ситуацию с точки зрения перспективы и увидите, что я прав.
Эйтли поднялась.
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - сказала она. - Только помни, что это политика, а не сделка по закупке сардин.
Венарт застонал.
- Знаю. И знаю, что ни на что не годен, не понимаю, что происходит. Черт возьми, мне и сардинами нельзя торговать, не то что страной управлять. Но ничего уже не поправишь.
Эйтли положила руку ему на плечо, потом пересекла двор, направляясь к небольшой комнате, которую использовала как кабинет. Не то чтобы у нее были какие-то дела: все заглохло, она не могла связаться со своим начальством в Шастеле. А если бы и могла, ей нечего было им сообщить. Такое положение угнетало: все, чего она достигла удачей, упорным трудом и природными способностями, каким-то образом растаяло и утекло, просочившись между пальцами.