Некоторое время он сидел, думая о проделанной работе. Потом лег, вытянул ноги и уснул.
- Геннадий.
Он сел, голова еще немного кружилась. В комнате было так темно, что он не мог определить, открыты у него глаза или закрыты.
- Алексий?
Алексий выступил из темноты и сел рядом с ним на кровать.
- Извини, я тебя разбудил?
- Наверное, - ответил Геннадий. - Но не беспокойся. Как ты?
Алексий нахмурился:
- Я же мертв.
- Извини, спросил, не подумав. Я знаю, что ты... очень жаль, - неуклюже добавил Геннадий.
- Ничего. Я всегда считал, что там, где философия приобретает, дипломатия проигрывает. Подумай, если бы ты не вступил в Орден, а подался в дипломаты, сколько интересных войн ты смог бы начать.
Геннадий щелкнул языком.
- Вообще-то я уже заметил кое-что. Со времени своей смерти ты стал намного саркастичнее и язвительнее.
- Неужели? - озабоченно спросил Алексий. - Впрочем... да, если подумать как следует, так оно и есть, хотя я этого не замечал, пока ты не упомянул. Наверное, все дело в том, что мне приходится добираться до тебя через фильтры твоей жизнерадостной личности. Отсюда и повышенная дерзость или, если хочешь, игривость. Впрочем, я вовсе не жалуюсь. Мне всегда казалось, что в разговоре я излишне суховат.
- Рад тебе услужить, - сказал Геннадий. - А теперь...
- Да, послание.- Алексий ненадолго задумался,- Не знаю, как это выразить без ненужного мелодраматизма. Что ж, попробую... Прощай навсегда.
- О? А что случилось?
- Мы заварили кашу, и, похоже, все получилось, - ответил Алексий. Исъют Хедин мертва. Несколько минут назад ее убил Бардас.
- О, - снова произнес Геннадий. - И как это событие все меняет? Извини, но я не совсем понимаю его значение.
- Алексий вздохнул:
- Пребывание в среде интеллектуальной элиты Ордена не пошло на пользу твоему индуктивному мышлению. Давай рассмотрим повнимательнее. Полагаю, ты мог бы сказать, что Закон утвердил себя или вернулся в нужное русло, если использовать аналогию с рекой, которая никогда мне не нравилась. Если же прибегнуть к аналогии с колесом, то я бы сказал, что оно совершило полный оборот и остановилось, хотя при этом остается без внимания тот факт, что на какое-то время оно сходило с колеи. Благодаря, извини, тебе и мне. Очень жаль.
- Проклятие!
- Ох, опять ты произносишь это слово. Можно выразиться и по-другому. Отклонение... отражение... эксцентрика... Хотя я бы выразился так: дурацкая, глупая ошибка. - Он покачал головой. - Но проблема решена. Мы, в некотором смысле, вернулись туда, где были бы, если бы не вмешались. Впрочем, Перимадея все же пала, а неприступной осталась крепость где-то на равнине, которую так и не взял Бардас; и погибла Исъют, а не Бардас; и, конечно, колесо совершило лишний оборот и прошло большее расстояние, втянув в события людей, которые были здесь абсолютно ни при чем. И все-таки главное то, что теперь все кончено. Осталось одно - чтобы ты описал эксперимент, перенес его на бумагу. Не сочти за недоверие, - продолжал он, - но я бы хотел, чтобы с тобой поработал кое-кто еще, нужно добавить объективности, от этого многое зависит. Как насчет той одаренной девушки...
- Маха Эры? - Геннадий покачал головой. - В прошлом году она перешла на другой курс. Изучает теперь коммерческую стратегию, и, по-моему, дела у нее идут неплохо.
- Вот как? Жаль.- Алексий вздохнул.- Ну да ладно, думаю, ты кого-нибудь найдешь. Кроме того, ты можешь начать работу лишь после того, как все успокоится, поэтому...
- Что ты имеешь в виду? - перебил его Геннадий. - Что значит "успокоится"?
Алексий изобразил руками нечто непонятное.
- Что это значит? Ну, все должно улечься, найти свой уровень. Ты сам поймешь. - Он поднялся. - Ладно, дружище, пришло время... Я не люблю такие моменты, всегда чувствую себя как-то неловко, как, впрочем, и ты. Мне было приятно работать с тобой, и я очень дорожил твоей дружбой, хотя последствия ее для сотен тысяч людей оказались катастрофическими. Было бы приятно думать, что, может быть, мы еще и встретимся когда-нибудь, но должен сказать, что в моей интерпретации Закона это крайне маловероятно. - Он нахмурился. - Знаю, это звучит неприятно, но мы не из тех людей, которые способны на долгие эмоциональные речи. Возможно, к сожалению.
Геннадий кивнул:
- Мне будет тебя не хватать. Но я рад, если все действительно закончилось. А огорчает то, что вышло так, как вышло, ужасно плохо, и все по нашей вине...
- Отчасти по нашей вине. Не мы создали людей такими, какие они есть, не мы породили проблемы, с которых все началось. В некотором смысле все это случилось бы так или иначе.
Он замолчал, почесал голову и грустно улыбнулся.
- Знаешь, я надеялся, что смерть поможет прояснить понимание этого вопроса. Но, боюсь, ничего такого не произошло. Я никогда не понимал Закон и не понимаю его сейчас.
- Существовало два альтернативных курса, равно обоснованных и значимых, - медленно сказал Геннадий. - Мы сделали выбор. Но случилось то, что случилось.
- Если ты используешь аналогию с рекой, - заметил Алексий, - которой я не совсем удовлетворен. Но как встроить это все в аналогию с колесом, не понимаю...
- Но мы можем, - вставил Геннадий, - рассматривать Закон не как колесо, а как распределительный вал.
- Извини?
- Мне это только сейчас пришло в голову, я еще не все обдумал. Вообще-то мысль принадлежит не мне. - Он глубоко вздохнул. - Пожмем руки, обнимемся, или как? Мне хочется найти прощанию какое-то физическое выражение.
Алексий задумчиво кивнул:
- Я могу сделать так, что у тебя останется впечатление о таком физическом контакте, но это было бы ненадежной памятью. Впрочем, доказать противное было в равной степени невозможно.
- В этом случае любые доказательства невозможны, - с улыбкой ответил Геннадий. - И не забывай - мы философы, ученые. Для нас доказательство - это все.
- Вот и хорошо. Прощай, Геннадий.
И тут Геннадий очнулся и понял, что ему снился сон.
Они чувствовали себя так, как чувствуют люди после большого праздника дня рождения или свадьбы. Им было весело, но под весельем проступала усталость, и чего им меньше всего хотелось, так это браться за уборку. К сожалению, кое-что сделать было необходимо: тщательно осмотреть лагерь, добить врагов, если кто-то еще уцелел, позаботиться о своих раненых, а уж потом лечь спать.