Киреев вошел, постукивая зубами и от мороза — озяб в шинели и шевровых сапогах, пока добрел по снегу до вагона, — и от страха перед всесильным генералом. Дурной приметой было уже то, что Меллер-Закомельский заставил его ждать очень долго. А потом явился какой-то поручик и коротко объявил:
К генералу, — как будто он, Киреев, подследственный.
Но генерал не закричал на него, не стал жечь глазами — взгляд у него был беззлобный, по-стариковски усталый, хотя в самых зрачках и отблескивало что-то жестокое и непреклонное. Меллер-Закомельский протянул Кирееву свою волосатую с подсохшими пальцами руку, посадил напротив себя, предложил папиросы. Все плавными, спокойными движениями. И говорил тихо-тихо, как-то почти не шевеля губами, молодо алеющими в шелковистой белой бороде. Он не произнес ни одного ненужного слова, сразу приступил к самому существу.
Вот списки главных бунтовщиков и попустителей, — сказал он, подавая Кирееву бумаги, принесенные Скало-ном, — они составлены за подписями вашей и господина Баранова и посланы были вами в Омск по требованию генерала Сухотина. Имелось в виду принять судебные и административные меры. Это отпало. Я облегчен неограниченными правами, и меры будут приняты на месте, здесь, сразу и окончательные. Можете вы что-нибудь изменить в этом списке?
Кирееву полегчало. Списки составлены им же, следовательно, в них нет никакой тайной мины. Генерал спокоен, вежлив и явно доброжелателен. Вспомнился бешеный Тренов. Как бы крутился тот на каблуках, сотрясал тишину вагона извозчичьей бранью, бил кулаком по столу!
Никак нет, ваше превосходительство, — сказал он, — список вполне исчерпывающий.
Читайте, Михаил Николаевич, — барон задумчиво постучал мундштуком папиросы о ноготь, неторопливым движением поднес ее к губам. — Прошу вас.
Терешин Петр Федосеевич, — прочитал Скалон и взял карандаш.
Меллер-Закомельский молча взглянул на Киреева. Зажал папиросу губами.
Так сказать, один из наибольших главарей, — ответил Киреев на немой вопрос генерала, силясь угадать, так ли он понял его взгляд: ведь необходимые пометки были сразу сделаны на списке.
Барон чиркнул спичкой, невнятно, сквозь папиросу, проговорил:
Расстрелять.
И Скалон против фамилии Терешина поставил крестик.
Виноват, — запинаясь, произнес Киреев, — но Терентии, так сказать… скрылся.
Меллер-Закомельский приблизил огонек к папиросе.
Почему? — тихо спросил он и пыхнул голубым дымком.
Киреев дернулся на стуле, пробормотал:
Были приняты меры, но, так сказать… — и умолк.
Нечаев Степан Степанович, — прочитал Скалон. И, чему-то улыбаясь, прибавил: — Телеграфист.
Во время осады мастерских тайно проник в служебное помещение, пытался повредить телеграфный аппарат, но был захвачен чинами вверенной мне охраны и… — Киреев не нашел нужное слово, — и, так сказать, члено-поврежден. Лежит дома.
Расстрелять, — сказал Меллер-Закомельский все тем же тихим голосом и, выждав, когда карандаш Скалона поставит крестик, объяснил: — Телеграфистов обязательно нужно расстреливать.
Коронотовы Порфирий Гаврилович и Елизавета Ильинична, — читал дальше Скалон. — Ротмистр, это супруги?
Так точно. Оба в числе главарей. Она — за революционную деятельность совокупно с уголовным преступлением — пять лет уже отбывала наказание в Александровской каторжной тюрьме.
Меллер-Закомельский наклонил голову, легким движением мизинца стряхнул пепел с папиросы.
— Пометьте и этих, Михаил Николаевич. Скалон поставил крестики.
Киреев побледнел. Заявить, что Коронотовы тоже скрылись? Жандармы дважды уже побывали на заимке, но ни Порфирия, ни жены его не нашли. Мать сказала: «Как ушли, так и не вернулись. Может быть, убили их». Неправда. Среди убитых этих не было… Генералу явно не понравилось, что Терешин скрылся. О Коронотовых он не спрашивает прямо. И Киреев промолчал.
Трубачев Савва Иванович, — читал Скалон, поигрывая карандашом.
Слесарь. Молодой, но из числа самых революционно настроенных. Командовал группой дружинников во время боя, — почти механически доложил Киреев, в смятении думая между тем, что и парень этот тоже исчез куда-то и что по горячему следу взять его было можно без труда, так как он вместе с родственниками невесты своей отвозил ее к Мирлольскому в больницу. Теперь же — ищи ветра в поле. Смятение, отразившееся на его натужно-одеревеневшем лице, привлекло внимание Меллера-Закомельского. Проговорив свое легкое и беспощадное «расстрелять», он вдруг наклонился к Кирееву, пометя бородой по столу.