ЗА СУТКИ ДО «НУЛЯ»
В этот уютный и тихий городок, построенный на границе бескрайнего каменистого плато, Курчатов с большой группой сотрудников прилетел за несколько дней до условного часа «Ч». Дорога была долгой и утомительной. Сначала они летели до большого областного центра, потом, после короткого отдыха на обкомовской даче, продолжили путь вертолетом и, наконец, уже на машинах добрались до места. Игорь Васильевич ехал на своем любимом зеленом «газике». По случаю необычайной духоты водитель снял брезентовый верх, и пассажирам предстояло принять изрядную дозу пыли. Но шофер, уволенный в запас мичман Шевченко, которого Курчатов отыскал в конце войны в одном из эвакогоспиталей, любил ветерок, и с этим приходилось считаться. Да и душно было действительно. Горизонт заволокло пыльной мглой, сквозь которую вовсю жарило мутное солнце. Поляризованный оловянный свет тяжело слепил глаза.
Когда Курчатов выпрыгнул из машины на коричневый щебень пустыни, его можно было принять за прибывшего в санаторий курортника. Белый чесучовый костюм, рубашка с отложным воротником и легкая дырчатая шляпа не слишком-то соответствовали суровому, величественному ландшафту. Но Курчатова это нисколько не смущало. Первым делом он вытер шею носовым платком и, сняв шляпу, принялся овевать ею разгоряченное лицо.
Тем временем одна за другой подъезжали сопровождавшие «газик» машины. Они останавливались в точно назначенных местах и медленно разворачивались, образуя плавную дугу. Такой уж тут установился ритуал. Изнывая от жары, Курчатов терпеливо ждал, пока сверкающие черным лаком, несколько запыленные «ЗИСы-110» с усиленными паккардовскими двигателями и желтыми противотуманными фонарями на хромированных радиаторах закончат парадный маневр. Одна из них, с номером 00–01 в тоненькой рамочке из нержавейки была предназначена для него.
Когда все офицеры и генералы вышли из машин, к Курчатову торжественным строевым шагом направился начальник полигона. Игорь Васильевич надел шляпу и, встав по стойке «смирно», приготовился выслушать рапорт.
— Товарищ председатель Государственной комиссии, — генерал докладывал, не отнимая руки от изукрашенного золотыми листочками козырька. — Подготовка к испытаниям протекает согласно графику. Никаких происшествий не было.
— Вот и хорошо! — Курчатов пожал начальнику руку. — А как с погодой?
— Портится погода, Игорь Васильевич, — уже без всякой торжественности вздохнул генерал. — Подкачали синоптики. — Курчатов, прищурившись, взглянул на небо.
— А вы им не верьте! — посоветовал он. — Мы, москвичи, не обращаем на сводки погоды никакого внимания. Сплошное вранье. Так ведь?
— Бывает и так, — улыбнулся генерал.
— Ну, вот видите? Поверьте мне — ко дню испытаний установится отличнейшая погода! Верите?
— Так точно! Разрешите, товарищ председатель Государственной комиссии? — начальник полигона бросил выразительный взгляд на группу военных.
— Да-да, конечно, — Курчатов рассеянно обернулся к генералам.
Они тут же двинулись ему навстречу. Церемония представления была недолгой. Каждый отдавал честь, называл свою фамилию и, обменявшись с председателем ГК крепким рукопожатием, отходил в сторону.
Старый фронтовик Курчатов быстро усвоил армейский церемониал, и его штатская внешность уже не вводила военнослужащих в заблуждение. Приказания он отдавал» как настоящий главнокомандующий, быстро и четко. Да он и был здесь главнокомандующим. На период подготовки и проведения испытаний вся эта многокилометровая зона находилась в полном его распоряжении. Ему подчинялись транспорт и связь, техника и энергообеспечение, весь военный и гражданский персонал. Даже представители правительства и Верховного командования Советской Армии были на полигоне только гостями. Приказывать здесь мог лишь он: председатель ГК, академик Игорь Васильевич Курчатов.
После того как была собрана первая плутониевая бомба, его начали торопить с испытаниями. В условиях «холодной войны», после Хиросимы и Нагасаки они были просто необходимы. Курчатов это ясно сознавал, но понимал и другое. По законам случайности всегда существует какая-то вероятность неудачи. И предстоящий взрыв не составлял здесь исключения. Пусть шансы на то, что он не удастся, очень невелики, но они есть, и это нужно принять к сведению. Наконец, взрыв может получиться не таким мощным, как ожидается, а это существенно отразится на будущем всей программы. Игорь Васильевич полностью отдавал себе отчет в том, что последние месяцы весь его многочисленный коллектив работал на одних нервах. Напряжение достигало высшей точки, и люди порой теряли сознание у рабочих мест. Его самого несколько раз заставали врасплох острые сосудистые спазмы. Отлежавшись денек-другой, он шутил, что принимал «микрокондрашку».
Понимал, что находится, как это говорят, «на пределе». Конечно же, неудача со взрывом надолго всех выбьет из колеи. Второе испытание подготовить будет тогда много труднее. Никаких нервов не хватит. Поэтому он стойко выдержал все нажимы «сверху», пока ребята не собрали вторую бомбу. На всякий случай, для подстраховки. Но чего это ему стоило!
Лишь после этого испытаниям дали зеленый свет. И работа завертелась.
В эпицентре предполагаемого взрыва построили тридцатиметровую вышку из стальных конструкций, на вершине которой в надлежащий момент поставят взрывное устройство. Сама бомба еще находится в железобетонном бункере. Окончательная ее сборка будет произведена накануне взрыва. И лишь тогда, когда он, Курчатов, своими глазами убедится, что все в порядке, ее повезут на специальном тягаче к вышке. Кроме детонационного устройства, там смонтируют сотни приборов и тысячи чувствительнейших датчиков. Многие километры кабелей и проводов донесут до удаленных на безопасное расстояние экранов и самописцев телевизионное изображение бомбы и все биение ее пульсов с момента установки до того непостижимого мига, когда она обратится вся в лавину энергии, в невыразимый, испепеляющий свет.
В зоне взрыва армейские строители и саперы возвели сложные инженерные сооружения и построили дома, в которых суждено жить только подопытным животным, да и то считанные часы. Это странный, пугающий город, где рядом с необитаемыми громадами из камня и железобетона соседствуют простые бревенчатые домики. Здесь есть лишь подобие улиц, но зато много бескрайних площадей, изрытых окопами и ходами сообщений. Много дотов, в которых тускло отсвечивают пулеметные стволы. За пулеметами никто не сидит. И никого нет в этих дотах, не считая, конечно, кроликов, которые испуганно жмутся в бетонных сырых закутках. Повсюду можно увидеть новые, покрытые свежей смазкой танки, но они тоже пусты; целые артиллерийские батареи со всевозможным калибром стволов, но и здесь нет людей. Эти пушки и танки никогда не увидят расчета или экипажа. У города в центре пустыни нет имени, ибо город — этот мишень, и все постройки его, и вся техника — тоже мишени. От первого взрыва многого ждут. Он должен продемонстрировать все возможности нового оружия, как можно ярче выявить его поражающие факторы: испепеляющий вихрь света, подобную землетрясению взрывную волну и невидимое смертоносное излучение, получившее название проникающей радиации.
Тут одинаково важно знать, что погибнет и что уцелеет на разных расстояниях от эпицентра. Все характеристики взрыва будут надежно зафиксированы приборами, регистрирующие устройства которых физики давно уже разместили за толстыми железобетонными стенами командного пункта и наблюдательных блиндажей. Военные же смогут подробно изучить разрушительные последствия атомного вихря на мишенях. Это будет демонстрация ядерного удара по городам с домами и улицами, по укрепленным районам с инженерными сооружениями и огневыми точками, по средоточениям военной техники: аэродромам, танковым соединениям и артбатареям.
И сделано это будет во имя того, чтобы никто и никогда не угрожал миру самым страшным оружием, которое только создал человек.
— Эх, до чего же хорошо здесь у вас, — довольно вздохнул Курчатов, распахивая оконные створки в отведенном ему дощатом коттедже. — Какая даль! И какое небо. Я нигде не видел подобного неба.