Черные лохматые тучи стремительно летели в непроглядной ночной синеве. Между небом и землей временами проскакивала лиловая ветвистая искра.
Курчатов точнее нацелил бинокуляр на громоотвод. Если молния ударит в башню, детонаторы сработают, и пороховой заряд швырнет части плутониевого шара в одну точку. Тут же образуется надкритическая масса, и бабахнет атомный взрыв. Преждевременный. Незапланированный…
Но это все пустые страхи. Громоотвод — штука вполне надежная. Еще со времен старины Франклина.
И все-таки, когда электрические змеи, плясавшие в кромешном хаосе, приближались к вышке, невольно сжималось сердце. Небо словно нацелилось именно на нее. Впрочем, это неудивительно: башня высотой с добрый десятиэтажный дом стояла посреди голой пустыни. М-да, повезло с погодкой, что и говорить… Хоть бы одна звезда блеснула во мраке. Неужели и к утру не успокоится?..
Как хорошо было бы сейчас у него на душе, если бы не этот ветер! Курчатов только что объездил весь полигон, побывал в каждом квадрате. Работа везде протекала нормально, но ветер… Он громыхал по крышам домов-мишеней, летел по пустыне, дул в каждую дырку, просвистывал в малейшую щель. Подопытные животные в траншеях испуганно жались друг к другу. Закручивались и опадали пылевые смерчи, и было заметно, как меркнут прожектора. Пыль тут же набивалась в уши и ноздри, першила в горле, резала глаза, скрипела на зубах. Но молодцы физики! Они, казалось, даже не замечали, что творится вокруг.
Тягач подошел к башне. На главном пульте КП загорелась белая лампочка. Это включился лифт. Сейчас начнут поднимать бомбу. За нее Игорь Васильевич был спокоен. Только что они с Завенягиным проверили каждый винтик. И лишь после этого с величайшими предосторожностями сняли предохранители. Не все, разумеется. Последний предохранитель будет удален уже на месте, на верхушке башни.
Вспыхнула красная лампа, и тут же в репродукторе послышались четкие пощелкивающие удары метронома. Все! Бомба начала жить. Это стучал ее электрический пульс, многократно усиленный во всевозможных) преобразователях. Курчатов вызвал по селектору метеорологический пункт.
— Доложите обстановку!
— Атмосферное давление семьсот сорок, семь четыре ноль, температура…
Курчатов терпеливо выслушал всю сводку. Сведения были неутешительными. Сила ветра возрастала, а видимость приближалась к нулю. Но это он знал и без синоптиков. Пылевая завеса плясала прямо перед глазами. Освещенная прожекторами башня порой совершенно исчезала из поля зрения.
Время, которое еще совсем недавно тянулось, как резина, вдруг понеслось в ускоренном темпе, словно ветер сорвал его с привязи.
— Перемен не ожидаете? — спросил Курчатов синоптика.
— К утру возможен просвет, — не очень уверенно ответил тот. — Но короткий. Часам к восьми ожидаем вновь усиление.
Курчатов поднял глаза к циферблату. Светящаяся часовая стрелка подошла к двум. Он позвонил начальнику полигона:
— Ну и погодка, товарищ генерал. Чем-то вы ей явно не угодили. Я вот думаю, не перенести ли нам время взрыва на час раньше? Метеорологи вроде сулят просвет. Как вы полагаете?
— Не знаю, что там они сулят, Игорь Васильевич, только пока все хуже и хуже.
— Можно бы хуже, да некуда. Так что вы подумайте над моим предложением. Сколько вам дать времени для размышлений?
— Минут тридцать, товарищ председатель Государственной комиссии!
— Хорошо. Через полчаса доложите о своем решении.
Но не прошло и пятнадцати минут, как генерал вызвал его.
— Докладываю, товарищ председатель Государственной комиссии! Сорвало четыре аэростата… — начальник полигона замолк на полуслове. И хотя приказ поднять аэростаты, невзирая на ветер, отдал сам Курчатов, генерал ожидал, что председатель ГК все же даст ему нагоняй. Отведет душу.
Однако Курчатов воспринял неприятное известие совершенно спокойно.
— Этого можно было ожидать, — сказал он. — Хорошо, что только четыре. Значит, эта часть эксперимента не состоится. А как насчет переноса?
— Будет сделано, Игорь Васильевич) — заверил повеселевший генерал. — У нас почти все готово. Я сейчас махну на объект и сразу оттуда к вам на КП. В последний разок проверю.
— Значит, решено, — сказал Курчатов и, отключив начальника полигона, вызвал Главного теоретика.
— Будем взрывать на час раньше, — сказал он. — Приезжай сюда.
Игорь Васильевич отошел от бинокуляра и сел за откидной столик. Расстегнув «молнию» внутреннего кармана, он достал уже заготовленное распоряжение о производстве взрыва. Оставалось только проставить дату и подписать. Он свинтил колпачок с авторучки и крупными буквами вписал: «29 августа 1949 г. 7.00».
Несколько минут посидел, сцепив пальцы, затем решительно встал и, подойдя к пульту, нажал кнопку обратного отсчета времени.
— До взрыва осталось три часа сорок восемь минут — прозвучало во всех репродукторах полигона.
Металлически-четкий, записанный на пленке голос как бы подстегнул и без того стремительный полет времени. Курчатов и не заметил, как посветлели глубокие узкие прорези блиндажа. Рассвет был серым и мокрым, но ветер заметно приутих. До взрыва оставались считанные секунды. На КП собрались уже члены правительства, высшие командиры всех родов войск, теоретики и экспериментаторы, отвечавшие за основные узлы проекта. Людей было много, но тишина стояла мертвая.
Только металлический голос бесстрастно отсчитывал секунды.
Вот оно и пришло, подумал Курчатов, надевая черные очки. Специальным ключом, который носил все эти дни на шее, он отпер на пульте круглую бронированную дверцу, и главная кнопка с легким пружинным звоном освободилась.
Когда в репродукторе загремело: «Ноль!», Курчатов нажал ее и стремительно подался к амбразуре.
Невероятный, не сравнимый ни с чем свет полыхнул впереди. Словно солнце полетело на землю. Все вокруг дымилось и плавилось в испепеляющем свете. Он был обжигающе золотым и празднично-красным, пурпурным; густо-фиолетовым и зеленым, как горящая медь; серым, как олово, и полыхающе синим, как ртутная лампа, в которой слились воедино тысячи солнц.
Даже сквозь черные очки этот поднявшийся над горизонтом исполинский сверхсолнечный шар, по которому перебегали дымные сверкающие волокна, казался нестерпимым. На какой-то миг промелькнули резкие контуры облаков и дальние горные кряжи стали видимы в черно-фиолетовом небе вокруг разбухающего страшного пузыря. Но это были неземные горы и неземные облака. Словно космический взрыв потряс всю вселенную, и в рваных дырах тверди небесной сверкнули отблески далеких прекрасных миров.
И тут же нахлынул низкий раскатистый рев, и тугая воздушная волна пронеслась по планете. Над командным пунктом пролетел невиданной силы ураган. Земля задрожала, качнулись лампы под потолком, и лавки, как живые существа, застучали об пол деревянными ножками. На обезумевших приборах взметнулись резкие пики.
Раскаленное грибовидное облако закрыло почти весь небосвод. Оно клубилось и ширилось, а огненный шар внутри его вытянулся и устремился в стратосферу. А земля под ногами дрожала и гудела, как разбитый колокол.
И, словно очнувшись от наваждения, охватившего всех, люди на КП кинулись обнимать и целовать друг друга.
— Все! Все! Все! — крикнул в восторге кто-то, перекрывая всеобщую сумятицу, и, пробившись к Курчатову, принялся его трясти.
— Да, да, — рассеянно повторял Игорь Васильевич, безуспешно стараясь высвободиться. — Теперь все!
Но он знал, что это только начало.
Зарубежная печать уже вовсю твердила о новой сверхбомбе, перед которой померкнет даже всесокрушающая мощь урана. Он не ждал передышки. На его горизонте уже вставала новая атомная проблема. Хотелось верить, что звездный огонь, который обещает человечеству невиданное могущество, будет зажжен не для войны. И нужно было дожить до этого дня.