Фрейдизм пытался построить теорию «бессознательного» в полном отрыве от физиологического учения о мозге. Эта позиция была, возможно, вынужденной (обусловленной слабостью нейрофизиологии конца прошлого века). Тем не менее она оказалась пагубной. Хотя психоанализом были затронуты некоторые очень важные проблемы и факты, научно раскрыть их он не смог. Теоретические построения психоанализа — это миф. Концепция психоанализа создавалась для объяснения реальных сторон работы мозга, перед которыми, однако, ход исследований надолго остановился из-за невозможности научно их объяснить.
В состоянии ли мы спустя более чем полвека использовать нейрофизиологические представления для углубления идеи «бессознательного»? Да, в состоянии, если будем иметь в виду определенный аспект этих представлений: не столько отражение в них каких-то конкретных мозговых механизмов, сколько определенные тенденции их развития, объясняющие, почему мы вынуждены признать реальность «бессознательного» как одной из форм работы мозга и с какими свойствами нейронных сетей можно (очень гипотетически) связывать выполнение некоторых функций «бессознательного».
Ио главное при попытках ввести проблему «бессознательного» в контекст общего учения о мозге заключается в другом. Мы подошли сейчас, по-видимому, к новому, исключительно важному этапу в развитии этого учения, связанному с пониманием того, что (как и многие другие) а) непосредственно начиная их анализ с рассмотрения их конкретной материальной природы и вытекающих из этой природы особенностей их динамики и энергетики (что было вполне рациональным на этапе развития классической нейрофизиологии, имевшей дело с относительно немногими и относительно простыми системами) и б) изучая эти процессы вначале абстрактно лишь как своеобразные проявления переработки информации, чтобы затем, используя результаты этого изучения, получить возможность глубже и тоньше расшифровать и конкретную организацию их материальной природы (что является единственно адекватным способом исследовать взаимодействия множества сложнейших систем, лежащих, как это стало нам более ясно теперь, в основе адаптивного поведения).
При втором подходе в центре внимания становятся прежде всего закономерности управления поведением, способы регулирования функций, схемы организации процессов и только в дальнейшем — непосредственный материальный субстрат этих процессов. О стремлении все более широко применять этот второй подход, вследствие создаваемых им очевидных преимуществ при анализе, говорит прогрессирующее укрепление в современном учении о мозге ряда очень характерных и во многом родственных трактовок: представления о функциональной структуре движений, опирающегося на понятия «сенсорной коррекции» и «сличения» (Н. А. Бернштейн), идей «опережающего возбуждения» и «акцептора действия» (П. К. Анохин), данных изучения регулирующей роли установок (Д. Н. Узнадзе), концепции осознания как функции «презентирования» действительности субъекту и «сдвига мотива на цель» (А. Н. Леонтьев), теории управления сложными физиологическими системами на основе тактики нелокального поиска (И. М. Гельфанд) и некоторых других теоретических построений. Объединяющим все эти внешне, казалось бы, разные направления поисков является то, что
В таком «двухэтапном» подходе к проблеме проявляется определенная, наиболее, по-видимому, выгодная в настоящее время стратегия научных поисков, которую только поверхностные наблюдатели могут оценить как отступление перед трудностями выявления основ мозговой деятельности. Кибернетика дала уже немало примеров того, как, углубляя понимание информационного аспекта активности самых разнообразных саморегулирующихся систем, мы создаем одновременно предпосылки для значительно более глубокого понимания и энергетического аспекта этой активности.