Мы остановились так подробно на изложении взглядов Wundt потому, что они типичны для длительного периода в эволюции представлений о «бессознательном». Небезынтересно, что эти взгляды были особенно энергично поддержаны теми, кто пытался ввести в область психологии дух точных наук, обосновать право психолога на логическую дедукцию и обязательность для него трактовок, добытых путем такого логического анализа, а именно Helmholtz [170], Zollner и некоторыми другими.
Следующий этап в развитии или, точнее, в расширении представлений о «бессознательном» связан в основном с концепциями клинического порядка. Если Wundt и Helmholtz, уделявшими много внимания анализу процессов восприятия, активность «бессознательного» понималась как проявляющаяся главным образом в организации, в скрытой подготовке психических явлений скорее элементарного порядка (восприятия, воспоминания, работа внимания), то психопатологи более позднего периода, интерес которых был прикован к нарушениям личности, с готовностью обратились к этой активности как к фактору, участвующему в регулировании и в болезненных изменениях также наиболее сложных системных проявлений человеческой психики, мотивов и поведения.
Такое понимание отчетливо представлено, например, в работах Schilder [237]. Периферия, или краевая зона, сознания, непосредственно переходящая в область «бессознательного», является, по Schilder, своеобразным вместилищем не только диффузных, лишенных отчетливости компонентов интеллектуальной деятельности и сенсорики — смутных представлений и ощущений, но и аффективных состояний, глубоких влечений, которые могут иметь очень высокий «динамический потенциал», обусловливая интенсивные формы эмоционального напряжения. При этом, однако, Schilder отказывался рассматривать «бессознательное» как подлинно психическое. С позиций такого своеобразного понимания Schilder пытался анализировать целый ряд характерных психопатологических картин и синдромов.
Все это было, однако (если иметь в виду, повторяем, скорее логику, чем хронологию развития воззрений), только началом попыток вовлечения идеи «бессознательного» в контекст психопатологических трактовок. Вступив на путь признания «бессознательного» как фактора, не тождественного сознанию, но оказывающего тем не менее воздействие на поведение, трудно было воздержаться от представления, согласно которому подобное воздействие не исчерпывается лишь повышением «аффективного потенциала», не сводится только к созданию ненаправленного эмоционального напряжения. Весь этот ход мысли подсказывал, что подобное воздействие должно быть способно, по крайней мере при определенных условиях, приобретать характер подлинной регуляции, подлинного управления поведением, при котором сохраняются целенаправленный характер действий и способность гибкого приспособления к окружающей обстановке.
Не удивительно поэтому, б каким огромным вниманием были встречены десятки лет назад клинические факты, которые давали повод говорить о реальности подобных неосознаваемых форм сложной регуляции поведения. Такие факты были в изобилии представлены клиникой истерии, анализом гипногенно обусловленных изменений сознания, наблюдениями, накопленными при изучении сумеречных состояний в клинике эпилепсии (неоднократно описанными, например, случаями сложной, объективно целенаправленной деятельности, длительно развиваемой в состоянии, которое во французской психиатрии называется «etat de double conscience»), исследованиями посттравматического и постинфекционного расстройства памяти и ряда других клинических синдромов органического и функционального характера. Эти факты тщательно изучались в свое время Charkot, несколько позже — талантливым последователем этого выдающегося французского психопатолога Janet, а также Munsterberg, Ribot, Prince, Hart и многими другими. И, конечно, наиболее развитое выражение эта идея регулирующей роли «бессознательного» в поведении получила в трудах Freud и его многочисленных учеников, чьи представления нам еще придется не раз подробно рассматривать.