Итак, , чтавшиеся на прнии веурфилософские и иональные толк «бессенились в свое время «негм понем (согласно которому о «бессознательном» можно говорить лишь как о крайнем выражении потери переживаниями качества осознанности, если эти переживания смещаются от фокуса к периферии ясного сознания), что на смену этой столь же осторожной, сколь бессодержательной трактовке пришло подчеркивание латентной, но важной роли, которую «бессознательное» играет в формировании относительно элементарных проявлений психики — в организации восприятия, в экфории следов памяти, в становлении интеллектуальных актов и т. п., что представление расширилось, постулировав влияние «бессознательного» не только на динамику частных психических функций, но и на область мотивации, влечений и аффектов, т.е. на процессы, составляющие, согласно традиционному психиатрическому пониманию, основу, «ядро» личности, я факты, показывающие, как «бессознательное» может не только обусловливать разные степени эмоциональной напряженности, но и выполнять функцию подлинного регулятора поведения, придающего отношению человека к миру не на много менее адаптационно гибкий и целенаправленный характер, чем тот, который достигается в условиях ясного сознания.
Прослеживая эти последовательно сменявшие друг друга фазы, надо подчеркнуть одну интересную общую особенность. Мы уже упомянули о характерном внутреннем противоречии в системе построений Wundt: стремясь, с одной стороны, отождествить понятия психического и сознательного («психический процесс не может быть не осознанным»), Wundt оказывался вынужденным в то же время говорить «о неосознаваемом мышлении», о «неосознаваемых логических операциях» и т.д. Выход из этого противоречия, которое было отчетливо подмечено еще в конце XIX века, большинство исследователей видело только на путях альтернативы. Либо, сохраняя первый тезис, признать всю, как мы сказали бы теперь, неосознаваемую переработку информации чисто нервной активностью (т.е. активностью, лишенной модальности психического), либо, сохраняя второй тезис (т.е. допуская существование неосознаваемой психической активности), отказаться от «негативного» первого и пояснить, каким образом и в каком смысле можно говорить о деятельности мозга, которая, будучи неосознаваемой, остается в то же время деятельностью психической. Желающих взяться за обоснованное разрешение этой альтернативы было, однако, в ту эпоху очень немного.
Для системы психологических воззрений Wundt характерно, таким образом, то, что в ней были крепко завязаны, если можно так выразиться, проблемные «узлы», которые ни сам автор этой системы, ни многие из исследователей последующих поколений развязать, несмотря на настойчивые усилия, не смогли. И главным узлом являлся вопрос о том, как же следует рассматривать глубоко скрытую работу мозга, которая становится доступной сознанию только на каком-то конечном своем этапе (или даже полностью остается «за порогом» сознания), хотя очевидным образом участвует в формировании (выражаясь языком нашего времени) семантически и информационно обусловленных аспектов целенаправленных человеческих действий. Споры по поводу этого вопроса, в которых довольно неуверенно противопоставлялись друг другу концепции неврологическая (мы ее охарактеризовали выше как «негативную») и психологическая («позитивная»), шли на протяжении десятилетий. Дискуссия переходила из одной фазы развития представлений о «бессознательном» в другую, способствуя в какой-то степени преемственности этих фаз. В то же время она убедительно демонстрировала, что смена последних отражала скорее лишь непрерывное расширение представлений о формах проявления «бессознательного», чем действительное углубление знаний о природе этого в высшей степени своеобразного, а потому и особенно трудного для понимания вида мозговой деятельности.