— Что за… — успел выговорить мальчик перед тем, как из его горла вместо слов стали вырываться хрипы и рыки.
Он начал отступать сам. Один шаг, второй, третий. Подальше от глупой, зазевавшейся ведьмы, надворных построек и деревьев. Иллар в напряжении сжимал и разжимал кулаки, щурил глаза и хмурил лоб, но дракон внутри бесновался все сильнее. Это было видно по вмиг проступившим венам на шее, начавшей трещать одежде и покрасневшим глазам.
Еще шаг, последний перед полноценным оборотом. И передо мной уже возвышался дракон. Он щурился точно так же, как Иллар минутой ранее, и даже втягивал носом воздух очень похоже.
Словно под гипнозом, я шагнула ему навстречу. Это была самая настоящая тяга — дотронуться, ощутить под пальцами прохладу драконьей кожи, почувствовать его близко-близко.
Дракон смотрел четко на меня, и в огромных глазах отражалось золотое пламя. Моя суть, которую никому ранее рассмотреть не удавалось.
Ладонь легла на услужливо подставленную морду, и зверь заурчал. Именно зверь, не Иллар. Сознание мальчика дракон загнал на самое дно души.
— Нужно слушаться, слышишь? — пальцы покалывало от соприкосновения наших магий. — Будешь плохо себя вести, милый мальчик вырастет в противного императора.
Я журила мягко, но дракон внимал так, будто каждое слово для него было значимо. А потом раздался скрип открываемой двери и послышались возбужденные голоса.
— Все, кыш, — я махнула рукой и поспешила поближе к допросной, но громкий рык остановил меня у самого угла. Дракон, пригнувшись к земле, намеревался ползти следом. — Кыш, я сказала, ящерица-переросток! Домой лети, во дворец. Там папа-император заждался.
Дракон фыркнул, давая понять, что он обо всем этом думает.
— Ты меня выдашь сейчас, ясно? И посадят в яму, как остальных ведьм, — дракон пригнулся еще ниже, напоминая большую собаку, которая ждет сладкую косточку за своё послушание. — Вечером прилетай, когда эти все разойдутся, еще поговорим.
Он кивнул, поднялся, и в три прыжка преодолев огромную территорию тюремного комплекса, взвился в воздух.
— Послушный пёсик, — протянула я, собираясь прибиться к группе светломундирных. Они же явно высокопоставленные, а, значит, и информация им доступна самая секретная.
Надеюсь только, что маму уже увели. Видеть её измученной было выше моих сил.
— О-о-о-ой! — на плечо приземлился Прохор, тут же с силой тюкнув меня, куда достал. — На ко-ого ж ты ме-еня покуну-ула, — принялся протяжно выводить он, пользуясь тем, что нас никто не слышит.
— Перестань, слушать мешаешь! — осадила жестко, готовая уже перейти на бег, потому что шаг у драконов пошире моего будет.
— Сама сбежала, а я там чуть перья все от расстройства не потерял. Они ж…
— Ма… Яромилу в яму снова увели? — перебила Прохора, на эмоциях едва не выдав себя.
Ясное дело, что он мне собирался об опытах поведать. И я обязательно все это выслушаю, но потом, когда соберусь морально.
— Да. И что это ты такое задумала, а? — ворон взмахнул крыльями и залетев вперед, завис прямо напротив моего лица. Как у него это получалось, до сих пор понять не могла.
— Спасать хозяйку твою будем. Кто, если не мы!
Глава 56
— Мы с тобой говорили об этом, — сразу ощетинился Прохор, и теперь походил на черный пушистый шарик.
— Я же ведьма? — посмотрела ему в глаза, но перед этим оценила расстояние до шустро топающих драконов.
— Ну?
— Не ну, а так точно, госпожа ведьма!
Настроение неожиданно улучшилось и таким предвкушением прошибло, что хоть сейчас к ямам беги, окоп занимай.
— Мил! — Прохор сместился вбок, но смотреть осуждающе не перестал.
— Предчувствие у меня. Бывает такое у ведьм, сам знаешь. Вот хозяйка твоя почему помощника в особо важный момент подальше отослала, никогда не задумывался? Предчувствие у нее было, и она просто не хотела подвергать тебя опасности.
— Это ты сейчас к чему? Тоже отослать меня решила? Так знай, что я отказываюсь! Помирать, так вместе. Надоело мне в одиночестве кочевряжится!
— Ну что ты. Предчувствие у меня, что если в прошлое не вмешаемся, быть беде.
— А ты знаешь, что когда врешь, губу нижнюю прикусывать начинаешь? — заявил ворон, снова залетая вперед.
Я тут же пальцами прикоснулась к губам, а Прохор зло сверкнул глазами.
Подловил, гад такой. Ничего я, когда вру, не прикусываю. В этом мире никому верить нельзя.