В равной мере всякое достаточно определенное знание может храниться, пребывать и даже в некотором смысле функционировать во внепсихических формах, будучи различными способами опредмечено и отчуждено от человека.
Критикуя попперовскую концепцию «третьего мира», А. И. Ракитов убедительно показывает, что свойство «быть знанием» необходимо предполагает связь с понятием сознания и деятельности человека. «Основная ошибка Поппера заключается... в том, что он считает знаковые системы, точнее, научные тексты знаниями самими по себе, безотносительно к другим внезнаковым феноменам, с одной стороны, и к определенным видам человеческой деятельности, как интеллектуальной, так и предметно-практической, — с другой» [174, с. 103]. А поэтому «знаковые конструкции, вырванные из «контекста» их отношений к обозначаемым объектам, человеческому сознанию и деятельности, сами превращаются во фрагменты «первого мира»» [174, с. 109].
Категория идеального характеризует не просто знание как информацию, как отражение (последнее может быть сугубо материальным), а только один из способов существования знания, а именно его исходный, «первичный» способ существования (и творческого преобразования!) в живом мышлении, т.е. в форме субъективной реальности.
Но знание, взятое как информация, как определенное «содержание», может существовать и в форме объективной реальности, быть «овеществленным знанием». Здесь содержание, существовавшее первоначально в форме субъективной реальности, целиком сохраняется, но теперь оно заключается не в субъективных образах, мыслях, а в объективных внутрипред-метных кодовых зависимостях, в кодовой упорядоченности материального процесса. В ходе распредмечивания это материализованное знание, содержание социально-материального объекта вновь преобразуется в идеальную форму своего существования. Таким образом, идеальное не может быть вынесено за пределы психического, ибо там находится только материальное.
Всякая субъективная реальность есть психическое. Но не всякое психическое есть субъективная реальность. Некоторые классы психических явлений не могут быть логически корректно определены в качестве идеальных (например, темперамент, практические действия и др.). Вместе с тем та область психического, которая представляет субъективную реальность, включает чрезвычайно разнообразные явления. Не только переживания чувственного удовольствия или «мимолетных» образов-воспоминаний, но и строго логическое движение мысли математика в ходе доказательства теоремы есть также психический процесс. Рассуждение философа о самых абстрактных вещах — тоже психический процесс. Любые изменения научных понятий и теорий первоначально совершаются в психической сфере.
Таким образом, констатация этих фактов свидетельствует, что категория психического охватывает познавательные и оценочные операции, реализуемые человеком. Отсюда вовсе не следует допустимость редукции логики, гносеологии и аксиологии к психологии. Но определение идеального как психического противостоит радикальному антипсихологизму. Это означает, что логика, гносеология и аксиология должны сохранять связи с теми описаниями феноменов субъективной реальности, которые представлены психологией и обыденным языком. Учет связей такого рода предохраняет от забвения относительности самых строгих «объективации» логики, математики, точных наук, от абсолютизирования «готового» знания, от фетишизма его опредмеченных форм, и это должно постоянно напоминать о человечности (или о недостатке человечности!) любого знания, о непрестанности творческого движения человеческого духа.
Понимание идеального как психического позволяет увидеть чрезвычайное многообразие явлений субъективной реальности в их единстве, осознать условность традиционных аналитических рассечений континуума человеческого духа, возможность новых дискретизаций и интеграции. Отсюда вытекает неосновательность трактовки идеального как только абстрактно-мыслимого, как только логически необходимого и всеобщего. Радикальный антипсихологизм гипостазирует то необходимое и всеобщее, которое свойственно наличному знанию, и запирает в его жестких рамках все мыслимое и возможное. В этом стерильном храме всеобщего и необходимого все навечно алгоритмизовано, в нем нет места беспокойству духа, творческой устремленности, историческим новообразованиям, нет человеческой перспективы, всегда полагающей иное всеобщее и иное необходимое.