Напрягся полковник, понимает, что я знаю куда больше, чем любая случайная девка из его жизни. Когда ты глупая влюбленная малолетка, которая возвела мужика в ранг идола, то вся твоя жизнь — сбор информации о любимом.
Знал бы ты, Север, какие подробности твоей жизни до сих пор хранятся в тайниках моей памяти.
Я имена твоих любовниц до сих пор помню, а когда-то мне хотелось им волосы повыдергивать — всем до единой, чтобы ты на них не смотрел. Тогда я ловила каждое упоминание о нем. Юрка с друзьями любили от зависти обосрать их с братом достижения. Отец злился и не сдерживался, когда высказывался за ужином о зазнавшихся сыновьях своего друга. Но это все в прошлом. Моя задача — сохранить свое инкогнито. Не хочу подставляться, не хочу, чтобы о моем пребывании в Сирии стало известно отцу.
— У нас есть более важные дела, чем стоять под солнцем и выяснять мою личность. Давайте сначала выберемся отсюда живыми, а потом будете вести допрос, — звучит вроде разумно, главное, чтобы на это повелся Север. Как только мы отсюда выберемся, я сделаю все, чтобы незаметно сбежать. А Тарик мне поможет.
— Значит, есть в чем исповедоваться, преступница? — ловит меня на слове.
— Это вы у нас безгрешный, а мы обычные люди, — веду плечами. Мою иронию Багиров не оценил.
— Не дерзи мне, шахидка, — цедит слова сквозь зубы. — Я ведь могу забыть, что ты женщина, — едва уловимый взгляду выпад — и обе мои руки зажаты в его ладони. Коснувшись края никаба, он медленно тянет его вверх. В моих глазах плещется паника. Не может ее там не быть. Ведь глаза отражают наше внутреннее состояние. Не хочу, чтобы он меня узнал!
— Нельзя трогать никаб постороннему мужчине, — вмешивается Тарик. Как жаль, что я обучила его только могучему русскому мату, а то он бы давно кинулся на мою защиту, если бы понял, что мне угрожают.
— Ты это Каручаеву скажи, который облапал бедра твоей женщины, — выплевывает с насмешкой, глядя в глаза моему вроде как мужу. — Наверное, не только бедра, — а вот сейчас Север его провоцирует. — Ты единственный мусульманин на моей памяти, кто позволяет своей супруге нежности с другими мужчинами. Ты ею, случайно, не торгуешь? — я от возмущения голос теряю. А Тарик выходит из себя, передергивает затвор автомата. Что-то он слишком вжился в роль.
— Тарик, прекрати! — выдернув свои руки, хочу встать между мужчинами, но Север меня задвигает за спину.
— Стреляй, что застыл? — в голосе Севера никаких эмоций. А меня всю трясет. Багиров недооценивает Тарика.
Ребята вышли из подвала. Стоят, наблюдают. Никто не решается вмешаться.
— Тарик, он тебя провоцирует! — пытаюсь достучаться хотя бы до друга.
Понять бы еще, зачем он провоцирует!
— Прекрати! — тычу в спину Багирова. — Он ведь может выстрелить в тебя, — в панике я вновь перехожу на «ты».
— Кишка тонка. Недомужиков ты выбираешь, шахидка, — в следующую секунду автомат оказывается у Багирова, Тарик лежит на земле с приставленным к голове дулом.
— Не надо, — испуганно шепчу…
Глава 11
Аврора
Выхожу из-за спины Багирова, но не решаюсь подойти к Тарику. У Севера абсолютно нечитаемое выражение лица. Последние годы я мало интересовалась его жизнью, но ведь благородные мужики не могут стать подонками? Не могут ведь?
Нельзя было Тарику наставлять на Мирона оружие. Спасибо, конечно, что пытался защитить, но не так ведь! Когда нервы у всех на пределе, когда нас в любой момент могут обнаружить джихадисты, когда мой брат может умереть от ранения, последнее дело угрожать расправой человеку, задача которого нас всех вытащить отсюда.
— Не стреляй… — умоляюще смотрю на Мирона, он и бровью не ведет. Я спровоцировала Севера, а Тарик вынужден был кинуться меня защищать. Если Мирон потребует снять никаб и все ему рассказать, я это сделаю. Жизнь Тарика дороже любых тайн. Вообще все это произошло из-за меня.
— Ты хотел защитить от меня свою женщину? — в подтверждение моих мыслей заговорил Мирон. От его холодного тона у меня мороз по коже, несмотря на сорокаградусную жару. — Я понял бы, ударь ты меня кулаком в лицо, — продолжал Север спокойно выговаривать. — Поднять автомат на безоружного — демонстрация слабости, ты, как мужчина — пустое место. Так себя ведут шакалы, — это было прямое оскорбление, но тут я могла признать правоту Багирова. Мы в одной упряжке, и стрелять в кого-то из своих — подлость. Хотя уверена, что друг не выстрелил бы.