совершенной красотой работы «поэта-художника», чем содержанием выражаемых чувств.
Но исторически эта сторона Пушкина имеет огромное значение, так как именно она ближе
всего связывает его с его современниками на Западе — поэтами окончательного
пробуждения буржуазной личности от Бернса и Гете до Байрона. Именно эта сторона
Пушкина в наибольшей степени вводит его в большое историческое русло культурных
течений его времени.
Особенно важно его отношение с Байроном. Об этом писалось много, кое-что написанное
сохраняет подготовительное значение и для нас (напр. работа Жирмунского), но
марксистского освещения этих отношений мы не имеем. К сожалению вопрос о Байроне
сильно запутан нашими литературоведами-западниками и требует коренного пересмотра.
Роль его аристократического происхождения (некоторые даже говорят о феодальном!) до
смешного преувеличена. Такую уж гипнотическую силу над нашими литературоведами
имеют гербы и титулы. Но особенно решительно надо протестовать против попыток
подменить в истории развития Пушкина Байрона, представителя большой дороги
европейской буржуазной литературы, какими-то задворками «именно русской» литературы
устрашающих романов. Это особенно яркий и вредный пример «пушкиноведческого»
стремления загнать все относящееся к Пушкину в сугубо специальные загородки,
тщательно устранив из них все, что может сблизить Пушкина с большими течениями
европейской мысли9.
Говоря о действенности Пушкина в наши дни, нельзя уклоняться от вопроса об основной
настроенности его поэзии. «Жизнерадостность» — так формулировал ее Луначарский, и с
этим можно согласиться. Но принимая «жизнерадостность» как основу пушкинского
творчества, надо столь же решительно подчеркнуть, что жизнерадостность не значит ни
«благословение бытия», ни «оптимизм», ни «олимпийство», ни «примирение с
действительностью». Жизнерадостность Пушкина есть жажда жизни, жизни земной и
плотской, при полном небрежении к «тому свету». Это привязанность
111
к земле, а не к небу. Она того же качества, что у Шекспира и многих других людей
Ренессанса. Меньше всего означает она «примирение с действительностью»: примиряться с
действительностью Пушкин был большой охотник, но это примирение всегда отражалось в
его творчестве пониженным тонусом жизнерадостности. Примирение есть акт
двухсторонний, и Пушкину слишком скоро приходилось чувствовать, что он-то мирился с
«действительностью», да она с ним не мирилась. Самая жизнерадостная вещь Пушкина,
самая независимая — «Гавриилиада», самые подавленные — произведения самого
примиренного года его жизни, 1830-го.
Именно примирение с действительностью в эпоху, когда эта действительность
обнаружила безвыходные для Пушкина противоречия, нанесло смертельный удар его
жизнерадостности. Посюсторонность, органическую неспособность к религии Пушкин
сохранил до конца10, и это конечно устраняет по крайней мере одно препятствие между
Пушкиным и пролетариатом.
Но о жизнерадостности по отношению к последнему периоду говорить нельзя. Основной
мотив этих лет — мотив безвыходного противоречия, спускающийся до мрачного
упадочничества и поднимающийся до высоты трагического. Характерен для этого периода
мотив возмездия, мотив неизбежных следствий человеческих поступков. Трагедии Пушкина
— употребляя это слово не в жанровом смысле, а в смысле содержания,— как и все его
творчество последних лет, глубоко двусмысленны. Первый смысл в них обычно
реакционный — кара за грехи гордой и чувственной юности. За этим смыслом, как в
«Медном всаднике», раскрываются другие, ни на одном из которых нельзя остановиться.
История сыграла с Пушкиным трагедию возмездия гораздо менее двусмысленную. Гибель
Пушкина была трагически неизбежным следствием его приспособленческого «примирения»
с царизмом. «Без лести» подчинившись Николаю, Пушкин вступил на путь, от
добровольной капитуляции неизбежно приведший его к невольным унижениям без числа и
наконец к смерти как единственному выходу.
Но трагедия возмездия оказалась и трагедией искупления. Смерть Пушкина от рук
руководимой Николаем светской черни в глазах прогрессивной части русского общества
смыла с него позор его измен и колебаний. В лице Белинского, жестоко боровшегося с
Пушкиным-аристократом и царедворцем 30-х годов, русская демократия признала Пушкина
борцом культурной революции, которую она продолжала с большей классовой
сознательностью и более свободная от «родимых пятен» крепостничества. Историческая
оценка, сделанная Белинским, выдержала испытание истории и в основном подтверждена
марксистско-ленинской наукой. Эстетическая оценка, сделанная им же, во многих деталях
устарела, но в основном и она оказывается созвучной оценке эпохи, строящей социализм.
Пушкин нужен нам прежде всего как «поэт-художник», широкое критическое
использование которого нужно нам для стройки нашей художественной культуры.
П Р И М Е Ч А Н И Я
1 Л е н и н , Сочинения, 2-е изд., т. XXV, стр. 409—410.
2 М а р к с , К критике политической экономии. Соцэкгиз. 1931, стр. 81.
3 К р у п с к а я , Воспоминания о Ленине. 1930, вып. 1-й, стр. 178.
4 Г о р ь к и й , В. И. Ленин. Г И З . 1931, стр. 81.
5 М а р к с , К критике политической экономии.
112
6 Об этом, кроме указанного места у Маркса, см. «Анти-Дюринг» Энгельса, изд. 1930 г., стр. 167.
7 Понятие «прогрессивного дворянства» раскрыто с достаточной ясностью марксистско-ленинской
историографией. Экономическим стержнем его было среднепоместное дворянство, стремившееся к аграрному
капитализму. Наряду с этим однако персонально огромную роль играла дворянская интеллигенция, более или менее
беспоместная, из которой могли выходить идеологи не только дворянской аграрной буржуазии, но и других
буржуазных групп. Но и в последнем случае они сохраняли бытовую связь с дворянской средой (Пестель).
8 М а р к с и Э н г е л ь с . Соч., т. V, стр. 143.
9 Впрочем в подобных рассуждениях столько несообразностей, что они могут привлечь только ярых фанатиков
литературоведческого «славянофильства», больше всего на свете боящихся впустить в замкнутый мир истории
русской литературы свежий ветер литературы мировой.
Кстати можно заметить, что считать Радклифа и тем более Льюиса какой-то «низовой» литературой только
потому, что следующие поколения значительно снизили оценку, дававшуюся им современниками, нет решительно
никаких оснований. Ведь в таком случае к низовой литературе придется отнести и Надсона, и Пшибышевского, и
Леонида Андреева, и всех тех писателей, которыми современники восхищались больше, чем потомки.
10 В порядке житейского и идеологического приспособленчества Пушкин делал попытки «освоить» религию. Но
с богом его природа мирилась туже, чем с царем, и тогда как самодержавие могло записать в приход «Полтаву»,
религиозные стихи Пушкина (вроде некогда знаменитой «Молитвы») резко выделяются своим невысоким
качеством.
________________________________
М и р с к и й Д . Проблема Пушкина// [Александр Пушкин]. — М.: Журнально-газетное
объединение, 1934. — С. 91—112. — Примечания. — (Лит. наследство; Т. 16/18).
Электронная публикация: ФЭБ
Адрес ресурса: http://feb-web.ru/feb/litnas/texts/l16/lit-091-.htm
____________________________
Портр.: Пушкин. Портрет маслом В . Т р о п и н и н а , 1827 г. Третьяковская галлерея, Москва //
[Александр Пушкин]. — М.: Журнально-газетное объединение, 1934. — (Лит. наследство; Т. 16/18).
— Фронтиспис.
Электронная публикация: ФЭБ
Адрес ресурса: http://feb-web.ru/feb/litnas/texts/l16/lit-fr.htm
Document Outline
ПРОБЛЕМА ПУШКИНА
Д. Мирский