В результате поклонники стали более трепетно относится к музыке. Они готовы тратить больше, чтобы посмотреть, как она играется вживую. Они готовы покупать больше сувениров и стремятся установить личные отношения с людьми, которые делают эту музыку. Как следствие, стоимость билетов на концерты резко выросла. А лотки с сувенирами на концертах неизменно пользуются большой популярностью. В США концерты, билеты на которые раньше стоили пять или шесть долларов, сейчас обойдутся в $20–30. Здесь, в Австралии, инфляция еще более заметна: цена билета на концерт в клуб начинается от $80. В результате доходы музыкальных групп от концертной деятельности выросли в геометрической прогрессии. Моя группа играет в одних тех же залах на протяжении всего времени ее существования, более 20 лет. Я думаю, можно было бы предположить, что аудитория уже пресытилась нашей музыкой. Но некоторые из этих ставших уже традиционными концертов теперь приносят значительно больше денег, чем они приносили десять или пятнадцать лет назад. На самом деле, за концерт в некоторых залах, где раньше мы получали 400–500 долларов, сейчас мы получаем 4–5 тысяч.
Эта легкость доступа, усиленный интерес и увеличение дохода создали предпосылки для новых форм партнерства между индивидами, музыкальными группами, художниками, онлайн-режиссерами, хореографами и другими деятелями искусства. Сотрудничество происходит в реальном времени или перемещается в Интернет, при этом стороны часто никогда не встречаются в реальности. У меня есть хороший друг, у которого в прошлом году было много свободного времени, и он создал пару новых групп. Одна из этих групп полностью состояла из людей, с которыми он общался только в Интернете, и вся их музыка создавалась в ходе совместной работы онлайн. Эта музыка была результатом взаимодействия в Интернете в чистом виде.
Все это, все эти характеристики, все эти возможности, были порождены и стали возможными благодаря обмену музыкой онлайн. Если не непосредственно, как в случае формирования аудитории группы Death и моей собственной группы на Балканах и за их пределами, то косвенно — путем изменения ожиданий слушателей и музыкантов.
Это объясняет мой энтузиазм по поводу изменений, произошедших в музыкальной индустрии, но чем объяснить мой оптимизм? Я хотел бы рассмотреть одно избитое мнение о распространении музыки в Интернете. Мы слышим это отовсюду, это уже стало банальностью: «Нам нужно разобраться, как сделать так, чтобы распространение через Интернет работало для всех». Я заключаю эту фразу в кавычки, чтобы обозначить интеллектуальную дистанцию между мной и цитатой. У меня есть друг, Тим Миджет, который показывает кавычки тремя пальцами, чтобы выразить дополнительную иронию.
Я не согласен с этой довольно безобидной банальностью. Эта безобидная и бессодержательная фраза сотрясает воздух после того, как кто-либо задает вопрос: «Как сегодня обстоят дела в музыкальной индустрии?» Она выражает надежду, что нынешнее положение дел, о котором я уже говорил, предположительно трагическое, может быть изменено в лучшую сторону. Для «всех». Это слово «все» имеет большое значение для людей, которые используют эту фразу. С их точки зрения, модель физического распространения работала для всех. Но не новая модель. Пока еще нет. Пока мы не «разберемся». Я уверен, что мы устанем, если я начну в этом разбираться [жест «кавычки»].
Я не согласен, что старый способ был лучше. И я не считаю это высказывание верным: «Нам нужно разобраться, как сделать так, чтобы распространение через Интернет работало для всех». Я не согласен с ним, потому что в этой обыденной формулировке кроются молчаливые допущения: стандарты эксплуататорской системы, с которой я был не в ладах на протяжении всей моей творческой карьеры.
Внутри этого банальной фразы, «нам нужно разобраться, как сделать так, чтобы это работало для всех», скрывается скелет монстра.
Давайте начнем с самого начала. «Нам нужно разобраться»: здесь используется первое лицо множественного числа, что предполагает всеобщий характер, но контекст опровергает это предположение. Кто будет обладать полномочиями для реализации новой парадигмы распространения? Кто будет участвовать в обсуждении наших планов, связанных с реализацией этой парадигмы? Кто будет «разбираться»? Индустрия и потребители? Потребители — скорее всего, правильный ответ, но предоставлена ли потребителям возможность выбирать, как их музыка будет сжата, размечена, защищена от копирования? Есть ли у кого-либо такая возможность? Мог ли выбор потребителей повлиять на решение Apple включить альбом U2 в библиотеку iTunes? Конечно, нет. Это уже сделано, и нам приходится иметь с этим дело как с данностью. Бунт или возмущение потребителей — «протест рынка» — не то же самое, что участие в процессе принятия решений. Очевидно, «мы» в этом предложении не включает в себя слушателей. Я думаю, что любая попытка организовать музыкальную индустрию, игнорирующая слушателя, обречена на провал.