— Из которых самое большое не крупнее бурундука, — прошептал Дантон. — Спросили бы уж меня. Я бы вам рассказал.
— А в пучине вод, наверное, таится некий левиафан, — продолжал Симеон. — Одно известно нам: на планете есть туземцы, нагие дикари, и, как все аборигены, они, несомненно, коварны, жестоки и безнравственны. Остерегайтесь их. Конечно, мы хотели бы жить с ними в мире, одаряя их плодами цивилизации и цветами культуры. Возможно, они будут держаться дружелюбно по отношению к нам, но всегда помните, друзья: никто не может проникнуть в душу дикаря. У них свои нравы, своя особая мораль. Им нельзя доверять, всегда должны быть начеку и, заподозрив что-то неладное, стрелять первыми! Не забывайте Лан II!
Слушатели зааплодировали, спели гимн и приступили к вечерней трапезе. Когда темнота сгустилась, путешественники зажгли прожекторы, и на берегу стало светло как днем. Часовые расхаживали взад и вперед, держа винтовки наизготовку и встревоженно нахохлившись.
Поселенцы вытащили спальные мешки и устроились на ночлег, примостившись поближе к звездолету. Даже страх перед внезапным нападением дикарей не мог заставить их провести еще одну ночь внутри душного корабля.
Высоко в небе плыли ночные облака, до половины прикрывая огромную оранжевую нью-таитянскую луну. Часовые расхаживали у своих постов, выкрикивали в темноту ругательства и сиротливо жались все ближе и ближе друг к другу. Они поднимали пальбу, заслышав шорох в джунглях, и осыпали бранью каждую тень.
Дантон снова уполз в чащу. На ночь он устроился за деревом, чтобы не попасть под шальную пулю. Начинать переговоры с вечера явно не стоило. Очень уж нервозны были эти хаттериты. Дантон решил, что удобней будет объясниться с ними при свете дня: просто, без обиняков и рассудительно.
Беда только, что рассудительностью хаттериты едва ли отличались.
Впрочем, наутро дело представилось ему не столь уж безнадежным. Дантон дождался, когда поселенцы позавтракают, и осторожно вышел из кустов на дальнем краю пляжа.
— Стой! — разом рявкнули все часовые.
— Дикарь вернулся! — крикнул один из поселенцев.
— Ой, мамочка, — заплакал какой-то малыш. — Злой, гадкий дядька меня съест. Он отдавай меня.
— Не бойся, милый, — успокаивала его мать. — У папы есть ружье, папа застрелит дикаря.
Из звездолета выскочил Симеон и уставился на Дантона.
— А, пожаловал! Ступай сюда.
Коченея от напряжения, Дантон опасливо приблизился к Симеону. Руки он старался держать так, чтобы все видели, что они пустые.
— Я предводитель этих людей. — Симеон произносил слова очень медленно, словно обращаясь к ребенку. — Моя — большая вождь эти люди. А твоя — большая вождь твои люди?
— зачем вы так разговариваете? — спросил Дантон. — Мне даже трудно вас понять. Я же вам говорил вчера, что на острове никого нет. Только я.
Суровое лица Симеона побелело от гнева.
— Ты со мной не хитри, а то хуже будет. Ну, выкладывай: где твое племя?
— Да я же землянин, — завопил Дантон. — Вы что, глухой? Не слышите, как я говорю?
Подошел Джедекия, а с ним седой сутуловатый человечек в больших очках в роговой оправе.
— Симеон, — сказал седой человечек, — мне хотелось бы познакомиться с нашим гостем.
— Профессор Бейкер, — обратился к нему Симеон, — Этот дикарь утверждает, что он землянин, и говорит, что его имя Эдвард Дантон.
Профессор взглянул на набедренную повязку, затем на смуглое тело Дантона, его загрубелые босые ноги.
— Так вы землянин? — спросил он.
— Конечно.
— А кто высек эти каменные статуи на берегу?
— Я, — ответил Дантон. — Но это просто своего рода терапия. Видите ли…
— Типичные изделия примитива. Вся стилизация, носы…
— Ну, значит, у меня это вышла случайно. Понимаете ли, несколько месяцев назад я вылетел с Земли на государственном космическом корабле…
— Чем он был оборудован? — перебил профессор Бейкер.
— Гиперпространственными вихревыми конверторами.
— Так вот, меня отнюдь не привлекали такие планеты, как Корани или, скажем, Гейл V, а для Гедонии я, пожалуй, недостаточно темпераментен. Я пролетел мимо Рудничных Миров и Фермерских Миров и высадился, наконец, на этой планете. Я назвал ее Нью-Таити, и она зарегистрирована на мое имя. Впрочем, мне было здесь так одиноко, что я рад вам от души.
— Что вы на это скажете, профессор? — спросил Симеон.
— Поразительно, пробормотал профессор Бейкер. — Поистине поразительно. Так овладеть английской разговорной речью возможно лишь при относительно высокой степени развития интеллекта. Нам остается предположить, что мы столкнулись с феноменом, нередким в примитивных обществах, а именно — чрезвычайно развитой способностью к мимикрии. Наш друг Данта (как его, несомненно, называли, прежде чем он исковеркал свое имя на английский лад) знает, наверное, множество местных легенд, мифов, песен, плясок и исполнит нам…
— Но я землянин!
— Нет, мой бедный друг, — ласково возразил профессор. — Ты не землянин. Не сомневаюсь, что ты встречал землянина. Скорей всего, то был какой-нибудь коммерсант, сделавший тут вынужденную посадку.
— На острове есть следы останавливавшегося на краткий срок космического корабля, — сказал Джедекия.
— О, вот видите, — просиял профессор Бейкер. — Моя гипотеза подтверждается.
— Да нет же, это был государственный корабль, — объяснял Дантон. — Я на нем прилетел.
— Интересно также отметить, лекторским тоном продолжал профессор Бейкер, — те критические пункты, когда почти правдоподобная история внезапно оборачивается мифом. Вот но заявляет, например, что прилетел на звездолете, управляемом некими гиперпространственными вихревыми конвертерами, что является типичной абракадаброй, ибо космические корабли управляются только двигателями Миккельсона. Далее, неспособный постичь своим неразвитым умом, что путешествие может длиться годы, он утверждает, будто за несколько месяцев долетел сюда от Земли, в то время как мы знаем, что ни один космический корабль не способен даже теоретически преодолеть такое расстояние в подобный срок.
— Значит, такие корабли были изобретены уже после вашего отбытия, заметил Дантон. — Когда вы вылетели в космос?
— Космический корабль хаттеритов покинул Землю сто двадцать лет тому назад, — снисходительно ответил Бейкер. — Здесь присутствует преимущественно четвертое и пятое поколения. Заметьте также, — обратился Бейкер к Симеону и Джедекии, — как ловко сочиняет он правдоподобные названия планет. Врожденная способность к звукоподражанию подсказала ему такие словечки, как Корани, Гейл, Гедония. И его отнюдь не беспокоит, что всех этих планет нет во вселенной.
— Да есть они! — негодующе крикнул Дантон.
— Где? — с вызовом обратился к нему Джедекия. — Укажи координаты.
— Откуда мне их знать? Я не штурман. Гейл, по-моему, где-то в районе Волопаса, а может быть, Кассиопеи. Нет, пожалуй, Волопаса.
— Мне жаль огорчать тебя, друг мой, — сказал Джедекия. — Но, да будет тебе известно, что сам я именно штурман. Я могу показать тебе звездные карты, атласы. Там нет этих планет.
— Ваши карты устарели на столетие!
— Звезды, стало быть, тоже, — отрезал Симеон. — Ну, Данта, где же твои соплеменники? Почему они прячутся он нас? Что вы там замышляете?
— Какая нелепость, — возмутился Дантон. — Как мне вас убедить? Я землянин, слышите! Родился и вырос…
— Будет! — оборвал его Симеон. — Уж что-что, но выслушивать дерзости от туземцев хаттериты не станут. Живее, Данта. Где твой народ?
— Здесь никого нет, кроме меня, — не сдавался Дантон.
— А, так ты запираться! — процедил Джедекия. — Уж не хочешь ли отведать плетки из змеиной кожи?
— Потом, успеется, — остановил его Симеон. — Туземцы сами придут. Дикари всегда прибегают попрошайничать. А ты, Данта, можешь пока пособить тем людям, что разгружают корабль.
— Нет, спасибо, — ответил Дантон, — я лучше вернусь…