Девушка с большим трудом подняла себя с кровати, на которой лежала свернувшись калачиком в течение всего дня. Натянув ботинки, она вошла в камин, четко произнесла «площадь Гриммо 12», и зеленое пламя унесло ее прочь.
***
Если судить по лицам Гарри и Тео, то выглядела она дерьмово.
— Мать честная, Гермиона, — Гарри бросился к ней, обнял и повел к дивану. — Ты выглядишь…
— Да, Гарри, — Гермиона подняла руку, успокаивая его, пока он не наговорил лишнего. — Я знаю.
— Ты в порядке, Грейнджер? — простое использование ее фамилии вызвало новую волну унизительных слез, и, сбросив обувь, она подогнула под себя ноги и прижалась к Гарри.
— Нет.
— И ты все еще не можешь говорить об этом? — Гарри сдвинул брови. — Я полагаю, это связано с одним или обоими Малфоями.
Она попыталась, но губы не слушались. Слезы в который раз навернулись на глаза, и она просто опять прижалась к другу.
Мальчики переглянулись; Гарри накинул мягкий плед ей на ноги, а Тео исчез на кухне, вернувшись с ведерком шоколадного мороженого и бокалом красного вина, которые предложил Гермионе с грустной улыбкой.
Уничтожив мороженое — и оставшуюся бутылку вина — Гермиона заснула на плече лучшего друга, едва ли проснувшись, когда Тео наклонился над ними. Он поцеловал Гарри на ночь, предлагая отвести ее в их гостевую комнату, но тот отказался. Она снова отрубилась под мерное биение сердца Гарри и мягкий треск камина.
Когда она проснулась, было около десяти часов ночи. Гарри все еще спал, запрокинув голову, и комната наполнялась его храпом. Гермиона усмехнулась и осторожно потрясла его; ей следовало знать лучше, друг проснулся в полном режиме аврора, направив палочку на дверь, пока поправлял очки на своем лице.
— Мерлин, Гарри, это всего лишь я, — она сухо рассмеялась, качая головой. — Я пойду…
— Что? Нет. Останься! Мы всегда тебе рады…
— Нет, мне нужно идти. Во-первых, я умираю с голоду, а во-вторых, ты должен подняться и быть с Тео. Я буду в порядке. Хотя завтра, может, возьму выходной. Увидимся во вторник?
Гарри смотрел на нее все еще настороженно, пытаясь окончательно проснуться, но в конце концов кивнул. Он обнял ее перед тем, как помахать рукой на прощание с порога дома на площади Гриммо.
Купив нездоровое количество китайской еды на вынос, Гермиона нашла укромный уголок и аппарировала в нескольких кварталах от своей квартиры. Прогулка отрезвила ее, холодный воздух щекотал щеки, и она почувствовала, как печальное смирение окутывает ее кости.
Гермиона Грейнджер никогда не верила в искусство Прорицания, но, глядя на чернильно-черное небо, усыпанное звездами, она отчаянно хотела надеяться, что Драко прав, что они неизбежны друг для друга.
Поднявшись по шаткой лестнице, она нащупала палочку, оторвала, наконец, глаза от пола и увидела блондина, прислонившегося к ее двери. Она дрожала всем своим существом, пока шла по коридору. Тяжелый топот ее шагов привлек его внимание.
Остановившись всего в метре от него, она судорожно вздохнула и натянуто улыбнулась.
— Малфой?
Он определенно выглядел раздраженным, лоб нахмурен, а его серебряные глаза смотрели жестко, что Гермионе было слишком знакомо.
— Грейнджер. Есть минутка?
— Конечно, — пискнула она, внезапно осознавая, как, должно быть, выглядела сама: мятая одежда и опухшие веки.
Изо всех сил стараясь подавить дрожь в руке, открывая дверь, она жестом пригласила его войти, а затем поставила еду на стол. Ее живот заурчал, когда она подумала о цыпленке с кунжутом в одном из контейнеров.
— Кто-нибудь еще здесь? — напряженным голосом спросил Малфой, стоя у двери.
Прочистив горло, она поправила кудри на макушке, тщетно пытаясь не выглядеть пугалом, и покачала головой.
— Э-эм, нет. Нет, он вернулся обратно сегодня утром.
— Полагаю, поэтому ты выглядишь так, будто плакала весь день? Грустишь, что твой парень ушел? — в его голосе звучала та ненавистная ей насмешка, и она поморщилась.
Массируя пульсирующие виски — из-за вина или из-за капризного нрава Малфоя, она не была уверена — Гермиона закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Мне сегодня грустно по множеству причин, Малфой. Честно говоря, я еще не ела и устала, как собака, так что, может, ты отложишь разбор полетов на какой-нибудь другой день недели?
Последовала долгая пауза, и, наконец, Малфой шагнул вперед, вытащил из мантии сложенное письмо и помахал им.
— Ты это читала?
Она медленно вытянулась, чтобы взглянуть на послание, зажатое между его пальцами, а его глаза внимательно следили за каждым ее движением.
— Откуда мне знать? Я понятия не имею, что это.
— Ты сказала ему написать это? — его голос звучал обвиняюще, и это заставило ее вздрогнуть.
— Я понятия не имею, что это, — медленно повторила она, сузив глаза. — Но нет, я никого не просила писать что-либо. Если это что-то по работе, может, на прошлой неделе? Я не помню…
— Это от меня. Ну, от будущего меня, кажется, — Малфой сделал еще несколько резких шагов к ней, бросив перед ней сложенный пергамент. Ее пергамент, который она так любила, с легким жемчужным блеском. Проведя пальцем по аккуратным буквам, она грустно улыбнулась.
— Давай, прочти.
Гермиона уставилась на письмо, как будто ожидая, что оно каким-то образом превратится в громовещатель от Малфоя, но, наконец, нашла смелость открыть его. Слезы текли по ее щекам, пока она читала.
Доброго, Малфой.
Спорим, тебе любопытно, почему ты получаешь письмо, написанное твоим собственным почерком, а, дружище? Ну, теперь ты знаешь, что это я — ну или ты. Я понимаю, что совершил некоторые ошибки во всем этом, и хотя я (немного) сожалею о том, что трахнул твою будущую жену, я также знаю женщин, с которыми ты трахался в последние годы, поэтому мое сочувствие довольно слабое.
В настоящее время наша ведьма убита горем. Мало того, что она теряет меня, но она совершенно уверена, что потеряла и тебя. А этого я допустить не могу. Она, ввиду отсутствия менее пошлого термина, твоя вторая половинка, и потерять ее из-за чего-то столь нелепого, было бы серьезной ошибкой.
Может, не для тебя — по крайней мере, пока — но она наше всё, приятель. Она солнце, луна и все долбанные звезды. Она меняет тебя, бросает тебе вызов и любит тебя безоговорочно сильнее, чем мы когда-либо думали или заслуживали, если честно. Так что, как видишь, я должен был вернуться, чтобы спасти ее.
Я терял ее, смотрел, как она увядает и забывает обо мне. И ты слишком хорошо знаешь, как мы упрямы. Я не мог этого допустить.
Когда я прибыл сюда, я был на задании. Я просто хотел достать это гребаное ожерелье и вернуться к жене. Но, как всегда, случилась Гермиона Грейнджер. Я забыл, как сильно я любил ее, когда она все еще ненавидела каждый мой вздох, хотя иногда она и по сей день меня не выносит. Я забыл, как она выглядела до того, как жизнь вывалила на нас тонну дерьма.
Слушай, я знаю, что ей суждено быть твоей, но когда-то — она была моей. Мне было двадцать три года, и я сох по девушке, с которой был уверен, что испортил все свои шансы. Я отчаянно нуждался в ее обществе, настолько, что тоже составлял отчеты Поттера, лишь бы посидеть с ней за пинтой пива, зная, что меня ждет вечер хмурого взгляда и невинных маленьких оскорблений. Я проходил мимо ее стола по десять раз в день, надеясь, что она оторвется от работы и взглянет на меня. Но, как ни странно, меня устроивало и то, что она меня не замечала — так я мог наблюдать за ней лишнюю минуту. Так что, как видишь, мы с тобой не такие уж разные.
Есть вещи, которые тебе уже не удастся испытать, и я сожалею об этом. Но даже несмотря на это, я надеюсь, что ты отвезешь ее в замок во Франции и позволишь ей залезть к тебе на колени и целоваться с тобой после того, как вы выпьете немного вина. В первый раз, когда ты займешься с ней любовью, черт возьми, не подведи меня, парень. Тебе еще так много предстоит.