– А меня пустят?
– Конечно. Вход же свободный.
Они пошли. Ростик с раздражением подумал, что успел бы, если бы не болтал на дороге, добежать до дома и бросить оружие, доспехи… Но теперь, наверное, было поздно. Может, их можно будет в гардероб сдать?
– Какие еще новости?
– Самолеты не летают. Движки тяги не развивают, как мы с Поликарпом ни стараемся. Он, вообще-то, оказался ничего. Только быстро очень разговаривает, я его не понимаю.
Ростик вспомнил инженера и хохотнул. Так было здорово снова видеть Кима, разговаривать с ним, словно все вдруг вздумало налаживаться.
– Не знаешь, как Рая?
– Мы с ней в соседних палатах лежали. Ей вообще особый режим создали… Выздоровела еще раньше меня.
– Есть, оказывается, и хорошие новости.
– Хорошие есть. Например, недавно мы нашли диапазон частот, на котором можно вести переговоры по радио. Был бы твой отец тут, мы бы гораздо раньше все это провернули. Правда, действует рация недалеко, километров на двадцать. Поликарп рассказывал, кто-то из политеха колдует с антеннами, может, и подальше пробивать научатся… Тогда можно будет помощь запросить.
Ростик подумал, потом спросил:
– У кого?
– Есть же у нас братья по разуму? – Ким развел руками. – Неужели не придут на помощь гибнущему городу?
Ростик слишком много видел смертей в последнее время, чтобы верить в положительный ответ на этот вопрос.
– Хоть бы радиосвязь вернулась. И радиосеть. Информацию о происходящем можно будет до людей доводить, а то, похоже, никто ни черта не знает. Я не знал, что лекция, девчонки думают, что мы там танки насекомых подрываем…
– Нет, радиосеть не вернут. Металл приказано экономить.
– Понятно, теперь они его могут экономить сколько угодно, его все равно насекомые отполовинили у нас. А что еще тут происходит? Что вообще люди делают?
– Строят убежища. Уже сейчас, говорят, полгорода можно в них спрятать, но этого мало. Нужно, чтобы всех…
Ростик задумался. В странном видении, которое можно было, если отвлечься от материализма, назвать приступом ясновидения, он наблюдал картину падающего сверху темного града. Только это был не град, а что-то более мягкое, чем льдинки, и, кажется, шумное. Под этим градом погибало все, что не спряталось хотя бы и в не очень глубокие убежища.
К счастью, со времен войны в городе, который был выбран ставкой как центр перегруппировки армий, осталась масса отлично спланированных, врытых в землю убежищ. Ростик, когда рассказывал Антону о странных своих видениях, именно об этом и говорил – убежища нужно восстановить.
– Послушали меня? – с удивлением спросил он.
И вдруг услышал в ответ голос, совсем рядом, из темноты:
– Не вас одного, Гринев. Подобные докладные пришли еще от семи человек. Надо признать, у них возникли очень похожие… гм, особенности, и они о них тоже попытались рассказать.
– Товарищ капитан, – Ростик узнал Дондика. И как он оказался так близко и так не вовремя? – Или уже гражданин?
Дондик хмыкнул в темноте. От него пахло чистотой. Ростику сразу очень захотелось искупаться в горячей воде, и обязательно с мылом.
– Пока товарищ. Все эти доклады пришли ко мне, разумеется. Мы проверили, они не были инспирированы никакой группой, и к ним пришлось прислушаться. А кроме того, я регулярно читаю сводки и слышал, как вы там деретесь. Хорошо воюете, Гринев, очень хорошо.
Ростик вздохнул. Они шагали втроем, в ногу. И хотя Дондик ему еще по старому времени не нравился, он произнес почти по-дружески:
– Все равно, даже новобранцам ясно, скоро начнем отступать. И это будет конец.
Капитан ловко отшвырнул камешек с дороги носком сапога. И лишь тогда Ростик понял, что перед входом во Дворец культуры горели два больших керосиновых фонаря. От них становилось видно мостовую, а кроме того, наплывали воспоминания. О том, как еще на Земле в город приезжали артисты и тут устраивали представления. Ходили все, кто хотел, билеты были недорогими.
– Не надо так мрачно. Сейчас осень, скоро начнутся серьезные холода. А в холод насекомые, как известно, впадают в спячку.
– Я бы на это не надеялся, – прошептал Ростик. – Это не Земля, и сейчас не сорок первый год.
– Верно, тогда еще ждали сибиряков. И дождались. Что доказывает – тогда и сейчас, там и тут есть одно общее – не следует умирать раньше времени.
Они пропустили вперед капитана и следом за ним вошли в высокий, гулкий вход. Обычно тут продавались билеты. Сейчас окошки касс были наглухо закрыты крашеными фанерками. На лекцию в самом деле пускали всех желающих.
Глава 22
В зале, который Ростик прекрасно помнил как залитый светом, теплом, красиво одетой публикой, горели только керосиновые лампы. Свет они кое-какой вырабатывали, но и копоти давали немало. К счастью, даже копоть теперь не портила хорошего настроения. А оно как установилось на какой-то странной, праздничной отметке, так и не спадало. Словно не только Ростик, но и все прочие решили вспомнить счастливые времена, прежние радости.
Везде и все чаще мелькали улыбки, женщины скинули ватники, некоторые, как оказалось, даже причесались. От удовольствия Ким даже нос наморщил. Дондик повернулся к Ростику и вполне по-светски спросил:
– Вы не со мной?
– А где ваши места? – спросил Ростик, с удовольствием оглядывая почти полный зал. При виде такого количества людей он стал опасаться, что они с Кимом могут не найти места.
– Для нас зарезервировано три первых ряда. Во-первых, легче отслеживать, во-вторых, лучше слышно. Микрофонов, сам понимаешь, не будет.
Ростик посмотрел вперед. За спинами еще не до конца рассевшихся людей определенно были пустые кресла. Сидеть впереди, видеть Перегуду как можно ближе – да, это было искушение. Даже с Дондиком можно было смириться.
– А нас пустят? – опасливо спросил Ким.
– Со мной-то? – Дондик улыбнулся и широким, армейским шагом протопал по проходу вперед. Трое ребятишек в форме с голубыми погонами, выставленные у сцены, чтобы стеречь места и вносить своим видом порядок в публику, стали ровнее.
Ростик и Ким уселись слева от капитана, на местах, которые были чуть ли не в центре, в третьем ряду. В первом ряду Ростик увидел всех руководителей города, которые сидели, как на партсобрании, без жен, общей, плотной стаей. Во втором оказались эти самые жены, тоже державшиеся сообща. Там же были и новые лица – например, Рымолов с какими-то пожилыми людьми, явно профессорского типа. Сбоку от них сидела и Рая Борщагова. Она отчетливо старалась не отходить от Поликарпа Грузинова. Тот смущался, но стоически переносил это соседство. Приглядевшись, Ростик понял, что вообще-то инженер счастлив тем, что его опекает такая соседка. Ким тоже заметил это и толкнул друга локтем в бок, за кирасу, оба усмехнулись.
Вдруг ребята с голубыми погонами запалили еще десяток ламп, выставленных на сцене заранее, и занавес разделился, со скрипом убравшись к кулисам. На заднике стали видны разные плакаты и диаграммы. Главный интерес у Ростика вызвал огромный рисунок, похожий на тот, который он видел в чужом городе, – шар, шесть осей, какие-то ниппеля, вставленные в его поверхность по этим осям, а в центре – что-то сверкающее.
На сцену вышел Перегуда. Он был в костюме, тщательно причесан и выбрит. В руках он держал огромную, метра в два, указку. Подойдя к трибунке, на передней стороне которой еще остался герб СССР, вытащил откуда-то снизу – Ростик не поверил своим глазам – рупор, обычный корабельный рупор.
– Так будет слышно? – спросил Перегуда, поднося рупор к губам. Шум в зале стал стихать. – Еще раз спрашиваю, все меня слышат?
Теперь его слышало, без сомнения, большинство. В зале раздались хлопки, из задних рядов кто-то выкриками ободрял оратора. Определенно, это были студенты, которых по тем или иным причинам не забрали на передовую.
– Тогда начнем, – предложил Перегуда, откашлялся, прошелся по сцене.