«Последняя пройденная тема была про черные дыры, и она показалась мне невероятно интересной, ведь они до конца не изучены, а это дает простор для исследований и теорий...» - мысли в голове Лены сплетались в прекрасное кружево, но на деле получилось:
- Пэ-а-с-с-следн-н-няяаа - дальше произнести она не могла. Старшая школа серьезнее, тут уже не смеялись, не показывали пальцем, не кидались бумажками. Просто начали морщиться и тихо перешёптываться. Лишь два человека не стали участвовать в тихом общем гомоне. Девочка, которой было плевать на всех, кроме себя, она самозабвенно красила губы и поправляла рыжие локоны. Еще молчал парень с первой парты. Пухлые щечки, гладко зачесанные волосы, галстук и пиджак, когда все в рубашках или даже футболках.
«Ботан и подлиза, - отметила про себя Лена, - Такие всегда показывают, что лучше других. Тоже, конечно, относятся ко мне плохо, но делают вид, что у них совсем другие «объективные» причины».
- Продолжай! - учительница с нажимом добавила - Именно это имел ввиду твой папа, когда говорил, что с тобой надо строже?
Лена видела ее ухмылку. И знала, что она означает. Что перед ней тот тип педагогов, которые ненавидят, но побаиваются детей. И гнева родителей. Поэтому всегда говорят, будто шутят. И всегда неприятные вещи. А теперь ее руки развязаны, ведь появилась груша для битья, за которую ни кто не вступится.
- Ты будешь продолжать или нет? - уже с открытой агрессией спросила учительница.
Лена просто помотала головой. Проще побыть тут дурой. Проще прийти домой и учить самой. Записаться на курсы, где просто нужно присылать работы в письменном виде и никакого скайпа. Девушка уже получила по почте втайне от родителей несколько дипломов: по дизайну, по программированию, физике, философии, фотографии и не собиралась останавливаться. Деньги ей всегда давали и не спрашивали, куда она их тратит. Лена думала, что они, скорее всего, считают, что деньги уходят хулиганам в школе, но правда была в том, что и хулиганам не было до нее никакого дела. Во всяком случае, они не собирались трогать ее вещи. Сама девушка считала, что они брезгуют, но это только к лучшему.
День был длинным. Менялись декорации: классы, учителя, коридоры. Сменилась школа, но все осталось по-прежнему. Мир Лены замкнулся на ней самой, а все снаружи превратилось в одно большое враждебное Нечто. Раньше она любила помечтать, что тот город, где они жили, просто худший на земле, что за его границами другие люди, но теперь осознание реальности навалилось на девушку большим пыльным мешком.
«Я одна. Я совсем одна» - вертелось в голове Лены. - «Мне нужен друг! Девушка из сна? Вдруг ты и вправду появишься, вдруг сон вещий?».
Но ни кто не появился, а день наполнился до горечи во рту привычными фразами: «отойди, дура», «что уставилась?», «посмотри, вон она идет, та, странная».
А потом дорога до дома с матерью. Сущий ад.
Отец любил долго и обстоятельно рассуждать, что делать Лене с ее никчемностью, но его можно было не слушать, он просто будто наслаждался звуком своего голоса. А матери нужно было внимание. Нельзя было отвлекаться. Стоило посмотреть в окно, как Марго разражалась гневной и слезной тирадой о том, какая Лена неблагодарная и как не любит мамочку. Ведь они должны быть лучшими подружками, как все нормальные мамы и дочки. Но из-за Лены у них вечно холодные отношения. Заканчивалось все тем, что у дома Марго заявляла, что сегодня не будет разговаривать с дочерью. Так было каждый раз, причем внимательно смотреть на мать и не отвлекаться совершенно не получалось, она все равно находила подтверждение тому, что ее не слушают. «Дергаешь ногой», «шевелишь губами, значит, смотришь на меня, а сама песни поешь», «я вижу, что ты не тут, у тебя пустота в глазах».
Сама заговаривала женщина, лишь в машине, если везла Лену домой или им предстояла долгая поездка. В выходные и праздники она не говорила с дочерью, а если она сама подходила, либо делала вид, но не слушала, либо находила тысячу и одну причину избежать общения. С фальшивой искренностью она распахивала свои глаза-льдинки и говорила голосом, каким озвучивают котят в мультиках: «Я так занята, девочка, давай потом?».
В детстве Лена винила себя, старалась быть внимательнее, стремилась показать, что в глазах нет пустоты, тренировалась перед зеркалом, отрабатывая взгляд. Но со временем, до нее дошло, что все это спектакль, чтобы мать могла с чистой совестью не разговаривать с ней.
С отцом она тоже не особо общалась. Из-за его гримас, вечного отношения, как к прокаженной, а еще привычки жаловаться. Он все темы переводил на то, как ему тяжело, где и что у него болит, кто его обидел за день, как не нашлось сдачи в магазине и так далее.