В свою очередь, юриспруденция, отождествляющая право и закон (позитивное право) и опирающаяся на легистское (позитивистское, этатистское) правопонимание и легистское понятие права (включающее в себя и соответствующее легистское понятие государства), относится к легистскому (позитивистскому) типу учения о праве и государстве.
В рамках юридического типа правопонимания и юриспруденции мы исходим из либертарно-юридического понятия права (и соответственно государства) и трактуем право как формальное равенство свободных индивидов, т. е. как всеобщую и необходимую форму свободы людей. Этим общим понятием права в единый предмет юридико-либертарной концепции юриспруденции охватываются оба ее объекта — и позитивное право как нормативная форма свободы (в условиях правового закона), и государство как институциональная (организационновластная) форма этой же свободы[1].
Таким образом, согласно нашей либертарно-юридической «концепции юриспруденция — это наука о свободе.
Иначе проблема единства предмета юриспруденции решается легистами (позитивистами). Показательна также и в этом плане позиция Г. Кельзена как автора наиболее последовательной концепции легизма — неопозитивистского “чистого учения о праве” С одной стороны, для Кельзена, как и для всех легистов (позитивистов и неопозитивистов), право — это приказ власти (с любым произвольным содержанием), принудительное установление и продукт государства — словом, “принудительный порядок”[2]. С другой стороны, он с помощью формальнонормологического метода интерпретирует право (т. е. позитивное право, установленное государством) как систему норм долженствования, восходящих к гипотетической “основной норме” (а не к государству!), и с этих позиций трактует любое (в том числе — деспотическое, тоталитарное и т. д.) государство как “правопорядок”, как “правовое государство”[3]. При этом под “правовым государством” Кельзен имеет в виду позитивно-правовое (легистское) государство и потому отвергает “правовое государство” в общезначимом смысле, которое, по его оценке, исходит из ложных естественноправовых представлений.
Такая правовая (позитивно-правовая) трактовка государства, по мысли Кельзена, позволяет преодолеть “традиционный дуализм государства и права” и добиться единства предмета юриспруденции (в ее неопозитивистской версии): “Предмет познания — это только право”[4]. Под правом при этом имеется в виду именно позитивное право, т. е. любое произвольное и принудительное установление самого государства.
Сопоставляя нашу юридическую концепцию юриспруденции и келъзеновскую легистскую концепцию юриспруденции как два радикально противоположных (и оба по-своему последовательных и “чистых”) типа учения о праве и государстве, можно сказать, что в обоих случаях, хотя и принципиально разными путями и на различных основаниях, достигнуто понятийно-правовое единство соответствующей концепции юриспруденции: единое понятие права (соответственно либертарно-юридическое у нас, нормативистско-легистское у Кельзена) охватывает оба объекта научного познания (право и государство) и является общим и единым для них понятием. Принципиальная разница в том, что в нашем подходе речь идет о чисто юридической концепции права, государства и юриспруденции (о формально-юридической, а не естественноправовой концепции, которую критиковал Кельзен), а в кельзеновском подходе речь идет о чисто легистской (т. е. произвольно-принудительной) концепции права, государства и юриспруденции.
Эти две концепции права, государства и юриспруденции являются скорее идеальными типами (двумя принципиально противоположными полюсами и парадигмами), нежели реальной действительностью всей юриспруденции в то или иное время в той или иной стране. Реальному развитию правовой мысли и юриспруденции в целом, напротив, присущи плюрализм и борьба различных мнений, позиций и подходов, расположенных между этими двумя крайними полюсами правопонимания, а нередко и эклектическое смешение и причудливое сочетание типологически различных идей и положений.
Все это, разумеется, не обесценивает теоретическое значение типологии (и типологической чистоты) правопонимания и юриспруденции как науки.
Ведь в конечном счете именно соответствующий тип правопонимания (и понятия права) определяет теоретический смысл и содержание как предметного единства, так и метода юриспруденции (в той или иной ее версии) в качестве единой и единственной науки о праве и государстве.