Васильев Владимир Федорович
Проблемы рациональности
УДК 330
ББК Ю 25
В 19
Рекомендовано
Редакционно-издательским советом университета
в качестве научного издания. План 2006года
Рецензенты:
доктор философских наук, профессор
кафедры философии и истории Ярославской государственной
медицинской академии А. К. Кудрин;
кафедра философии Ярославского государственного
технического университета
Васильев В. Ф. Проблемы рациональности: моно-
В 19 графия / В. Ф. Васильев; Яросл. гос. ун-т. - Ярославль:
ЯрГУ, 2006. - 224с.
ISBN 5-8397-0435-0
Поиски новой гуманитарной парадигмы привели зарубежных и отечественных философов к глубокой переоценке основ классической рациональности. Особенно остро стоит вопрос о границах рациональности как таковой, чему посвящена и данная монография. Она адресована как философам-специалистам, так и всем тем, кого не оставляют равнодушными кризисные явления европейской культуры. Монография может быть использована также в вузовских курсах по проблемам философии науки.
УДК 330
ББК Ю 25
No Ярославский государственный
университет, 2006-07-09
ISBN 5-8397-0435-0 No В. Ф. Васильев, 2006
Содержание
Язык до Киева доведет
Старинная русская
поговорка
Законы действительности запечатлелись
в человеческом
языке
,
как только он начал
возникать... Мудрость языка настолько же
превосходит любой человеческий ра
зум,
насколько наше тело лучше
ориентируе
т
ся
во всех деталях жизненного про
цесса,
протекающего
в нем
,
чем мы с
а
ми.
С. Лем
Мой царь! Мой раб! Родной язык!
Валерий Брюсов
I. Рациональное и иррациональное (герменевтический аспект).
О том, что язык - "царь", но, случается, - "раб", знали уже древние римляне. Когда император Тиберий неверно использовал слово, а грамматик Атей Капитон польстил цезарю, что оно - истинно латинское или станет таким по воле императора, другой грамматик, Марк Помпоний Марцелл, как известно, вошел в историю, возразив: "Лжет Капитон; ты можешь, Цезарь, дать право гражданства людям, но не слову". Кажется, уже здесь звучит догадка о сверхчеловеческой тайне языка. Из тех же веков дошло до нас латинское изречение, в котором смысл сказанного (здесь еще едва заметно) сдвигается от царя-языка к манипуляциям речью: "Caesar non Supra grammaticos" (буквально: "Цезарь не выше грамматиков"). Эта возможность, однако, оставалась абстрактной двадцать столетий, до тех пор, пока проблема власти языка и речи не явилась одновременно (в нынешней информационной революции) и проблемой техники. Вот тогда и стало раскрываться существо того, "жилищем" чего является язык.
Известный специалист по лингвистике и риторике академик РАО Ю. В. Рождественский в своей статье "Хорош ли русский язык?" пишет о новейшей ситуации следующее: "Современные профессиональные речевые действия невозможны без знания законов всех видов речи, всех форм речевого общения и речевого воздействия. Знание это необходимо прежде всего для того, чтобы уметь критически отнестись и ответственно разобраться в том, что тебе говорят и пишут, иметь свое мнение. Без этого невозможен творческий выбор занятий".
И это, конечно, другое отношение к делу (к языку и речи), чем то, которое провозглашал в свою эпоху Г. Гегель: чтобы съесть бифштекс, необязательно знать его химический состав. Выясняется, что в наши дни "знать химический состав" уже необходимо. То, что перестало быть естественным, нуждается в контроле. Как возможно это новое отношение к языку? Что могло произойти со времен гегелевской "Науки логики" в культуре, что востребовало применение (а не только осуществление) законов речи?
В своей некогда знаменитой книге "Мировые загадки", вышедшей в Штутгарте в 1899 году Эрнст Геккель подвел своеобразную черту эпохе классической рациональности и выдвинул семь нерешенных ключевых проблем. Среди них: 1) вопрос об основе физического мира; 2) вопрос о природе движения; 3) проблема происхождения жизни; 4) вопрос о целесообразном порядке природы; 5) проблема происхождения разума; 6) проблема связи языка и мышления; 7) вопрос о свободе воли человека. Шестую мировую загадку Э. Геккель определяет как проблему развития "членораздельного языка понятий". Этот рационалистический подход к проблеме (при котором язык только функция мышления) "самоочевиден" в наш информационный век.
Язык и мышление имманентны друг другу, мышление есть деятельность, язык - орудие этой деятельности. Но так ли уж верна и очевидна эта "самоочевидная истина"? Всегда ли язык - орудие? Не заблуждается ли мышление в своих "естественных" правах владеть тем, что ему, возможно, не принадлежит? Не оказывается ли ratio в роли самонадеянного Тиберия, а рационалистическая философия в роли льстящего ему Атея Капитона? Верно ли, например, утверждение: невозможно, чтобы слово рождалось помимо рассудка или (даже) вопреки ему? Рационален был бы ответ положительный. Но он противоречит фактам (событиям), поэтому утверждение неверно. Поэтическое слово (о котором Г. Гегель, между прочим, говорит, что оно древнее прозы) впрямую данное утверждение опровергает.
"Поэт, - замечает Поль Валери, - распоряжается словами совсем иначе, нежели это делает практическая потребность. Слова у него, разумеется, те же самые, но их значимости совершенно иные. Оставаться вне практики, не сообщать "о дожде" это-то и есть назначение поэта". Поэтический язык не дает разгадки, в нем - таинство языка, которое непостижимо, трансцендентно, лежит за всяким возможным опытом, за какими угодно субъект-объектными схемами действия. Постижение (не в гносеологическом смысле) здесь - погружение. Переход в саму стихию. В недеянии вершится дарение. (Это сродни китайско-даосскому погружению в Дао, отчасти напоминает йогическую практику прекращения деятельности мышления. Но в сущности оно отлично от того и другого. В творчестве нет ничего от "себя", в восточных практиках все же есть забота о самости.) Поэтическое - язык поэзии - всегда над "слишком человеческим" в человеке, и всегда вровень со сверхчеловеческим в нем. Алексей Константинович Толстой о тайне поэтического языка сказал так: